— В день нашей первой встречи я был ужасно невежлив, — согласился граф. — Трудно объяснить, почему я неожиданно испугался вас, вашей интуиции, если это можно так назвать.
Дарсия не ответила, занятая едой.
— Ну вот, — продолжал граф, как бы подыскивая слова, — вы с убийственной точностью высказываете идеи, которые я еще сам для себя четко не определил. Разве может быть что-то лучше такого взаимопонимания?
От этих слов сердце Дарсии забилось быстрее. Но, стараясь ничем не выдать себя, она сказала:
— Я не хочу навязываться вам, милорд, но… Она замолчала, и граф нетерпеливо сказал:
— Хотелось бы, чтобы вы закончили свою мысль.
— …Но ваш дом, — тихо сказала Дарсия, — представляется мне столь великолепным, столь гармоничным и вдохновляющим, что хочу помочь вам сделать его совершенным, как он того заслуживает.
— Таким он и будет, — с уверенностью сказал граф. — Но, пожалуйста, поймите меня правильно: вы нужны мне! Порой я начинаю думать, что ничего не смогу сделать без вас.
Дарсия взглянула на него, стараясь придать своему лицу выражение обычной деловой заинтересованности, но каким-то образом он поймал ее взгляд, и ей уже было трудно не смотреть ему прямо в глаза.
Через силу Дарсия произнесла:
— Вы ничего не едите, мой шеф-повар будет очень огорчен.
Она сказала это не подумав, а граф тут же оживился:
— Значит, вы держите шеф-повара. Вынужден заметить, что он, вероятно, с трудом прячется где-нибудь в подвале, если таковой вообще имеется в домике в Летти-Грин.
Дарсия рассмеялась:
— Должна ли я признаваться, что этот завтрак приготовил для меня шеф-повар одной из моих подруг?
И это была правда, потому что повар был взят на работу маркизой, и, несмотря на то что жалованье он получал из денег отца Дарсии, она не считала его своим личным слугой.
— Не сомневался, что вы найдете какое-нибудь объяснение, — заметил граф, — но не скажу, что я в него верю.
— Не понимаю, почему.
— В вас есть что-то экзотическое, хотя это и не совсем точное слово. Нечто необычное, хотя вы очень просто одеты. Ощущение богатства — причем я имею в виду не деньги, а вашу сущность. — Его голос стал проникновенным. — Вы не соответствуете этому крошечному коттеджу и не принадлежите тихому мирку обыденной жизни, потому что ваши горизонты ограничиваются лишь небом.
Дарсия чувствовала, что вся дрожит, слушая его. Она не могла ничего сказать и молчала. А граф продолжал:
— Мне нужно ваше доверие, мне не нравится, что между нами есть какие-то секреты. Я хочу, чтобы вы рассказали мне правду.
— Я не подозревала, что вы такой… ненасытный, — проговорила она после мучительной паузы.
— Ненасытный?
— Я предлагаю вам только ван Лу, а вы желаете большего.
— Может быть, то, чего я от вас жду, намного дороже любой картины.
— Означает ли это, что я должна предложить вам, чтобы вы не чувствовали себя обделенным, комод работы Крессента, который будет превосходно смотреться в Красной гостиной?
— Вы пытаетесь увести меня в сторону, — сказал граф. — Конечно, я знаком с работами Крессента. Он был скульптором, но делал и мебель, и, несомненно, это как раз то, что мне нужно: он составит пару другому комоду, который уже есть у меня. На нем вырезаны купидоны, и, на мой взгляд, это лучшая из его работ.
Дарсия улыбнулась:
— Купидоны в столовой, купидоны в обеих гостиных! Поистине, милорд, вы строите дом, наполненный символами любви!
Но граф не засмеялся ее шутке. Задумчиво поглядев на долину, он тихо сказал:
— Об этом я и мечтал, когда начали класть только первые камни в фундамент.
Такая тоска прозвучала в его голосе, что Дарсия не задумываясь сказала:
— Вы вкладываете душу в строительство своего дома, так будьте осторожны в выборе той, с кем вы разделите свой кров!
Проговорив это, она тут же поняла, что зашла слишком далеко.
Граф нахмурился и сказал:
— Я получил удовольствие от нашего восхитительного завтрака, но теперь, полагаю, нам следует приступить к работе. Мне необходимо уехать в Лондон ближе к вечеру.
— Я готова, — откликнулась Дарсия. — Мой лакей отнесет корзину в карету.
Они вернулись к дому, Дарсия видела, что граф все еще хмурится.
Только когда они снова заговорили об оформлении комнат и цвете штор, он повеселел и улыбка тронула его губы.
Три часа спустя, возвращаясь в Лондон, Дарсия озорно улыбалась, не сомневаясь, что заставила графа опоздать к ужину.
Она узнала, что пока шли работы, граф жил в трех милях от стройки, у своего приятеля.
Значит, ему пришлось сначала съездить туда переодеться, потом добраться до Лондона, потом снова переодеться для ужина. К тому времени ему уже надо было либо посылать записку леди Каролине с предупреждением, что он задерживается, либо заставлять ее ждать. Мысль о леди Каролине сразу же вызвала у Дарсии желание узнать о ней побольше.
Странно, что та готова была рискнуть своей репутацией, отваживаясь на столь противоречащий нормам морали поступок, как обед наедине с неженатым мужчиной у него в доме — даже если она и была тайно обручена с ним.
Леди Каролина явно поставила себе задачу увидеть графа сегодня вечером. Слыша лишь голоса, Дарсия воспринимала оттенки ее интонаций лучше, чем если бы видела ее в момент разговора. Так у слепых развивается слух и осязание.
«Боюсь, — говорила себе Дарсия, — что леди Каролина вовсе не влюблена в графа. Она хочет выйти за него замуж, потому что это престижная партия и, возможно, ее физически влечет к нему, но это ведь не любовь».
Дарсия не сомневалась, что между графом и леди Блейкли не было ни духовной близости, ни сходства мыслей, одним словом, всего того, что чувствовала она по отношению к графу, пусть и в небольшой степени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41