— Те, кто этим интересуется, не стоят внимания, — быстро проговорил граф.
— Ну хорошо, предположим, это я, — заявила Каролина, — хочу выйти замуж. Я хочу быть твоей женой.
Граф поднялся с софы и отошел к камину.
Он был необычайно красив в своем вечернем костюме, но это не тронуло леди Каролину; ее взгляд остался жестким, когда она сказала:
— Посмотри, что я делаю ради тебя! Я рискую своей репутацией, чтобы мы могли побыть вдвоем. Ты прекрасно знаешь, как будет истолкован мой визит, если о нем узнают.
— Ты сама это предложила, — сказал граф, — и если честно, Каролина, хотя мне и неприятно говорить тебе об этом, нам не стоило так встречаться.
Ее лицо исказилось от гнева, но граф действительно считал, что не должен был позволять ей поступать столь неподобающим образом. Такое поведение в его глазах лишало ее совершенства и было недопустимо для его будущей жены. Потом он подумал, что был излишне резок, и произнес более мягко:
— Я, конечно, тронут и польщен твоим доверием, Каролина, но в то же время я обязан думать о тебе, или, если хочешь, защищать от тебя же самой. Ты не должна больше так поступать.
— Для этого не будет причин, если мы поженимся.
Сообразив, что избрала неверную тактику, Каролина поднялась и подошла к нему.
Она положила руки ему на плечи и посмотрела в глаза, прекрасно зная, что сияние свечей превращает ее волосы в мерцающее золото.
— Нам не нужно ссориться, Грэнби, — проговорила она примирительным тоном. — Я люблю тебя, а ты — меня, и нет ничего огорчительнее того, что мы должны быть врозь.
Граф обнял ее и, когда она прижалась к нему, подумал, что именно такой — уступчивой и нежной — должна быть женщина.
Он уже собирался сказать, что любит ее, когда губы Каролины прижались к его губам, и она поцеловала его с настойчивостью и страстью, поразившими его. Граф уже сталкивался с женской требовательностью, но сейчас снова подумал, что это несколько не соответствует его представлению о той, на ком он собирался жениться.
Он всегда видел в Каролине нежное и хрупкое создание — ведь она была так красива! Он полагал, что она еще не знала страстных порывов, и не узнает до того дня, когда он научит ее всему, и это будет еще один шаг на пути к совершенству.
Теперь же он чувствовал, что Каролина намеренно пытается вскружить ему голову, и в глубине души понимал, что делает она это с целью заставить его поступить так, как ей нужно.
Граф обладал сильным характером и упорством, которое выработал в себе еще с детства. Усилия Каролины оказали прямо противоположный эффект: граф еще тверже решил не идти у нее на поводу, понимая, что это разрушит ту гармонию, которую он желал видеть в их отношениях.
Он поцеловал ее, вернее, принял трепещущую настойчивость ее губ. Его, безусловно, влекло к ней, но романтическая часть его натуры была неприятно поражена ее поведением.
Руки Каролины обвились вокруг его шеи, она еще теснее прижалась к нему.
— О Грэнби, Грэнби! — шептала она. — Разве мы можем ждать? Я хочу принадлежать тебе, я хочу быть твоей. Пять месяцев превратятся для меня в пять столетий, если мы не будем вместе.
И затем, прежде чем он успел что-то сказать, она вновь стала целовать его, целовать жадно, ненасытно, разжигая в нем страсть. Но он понимал, что это всего лишь способ…
Его душа не участвовала в этом, он как бы со стороны наблюдал за этой сценой. Позже он вез Каролину домой, и она всю дорогу умоляла его быть уступчивее. В смятенных чувствах граф вернулся на Беркли-сквер. Не желая бесконечно спорить об одном и том же, он сказал Каролине, прощаясь, что по крайней мере подумает, не может ли их свадьба состояться раньше, чем он планировал.
Разумеется, он понимал, что Каролина догадывается о том, что это всего лишь уловка с его стороны, попытка не испортить окончательно вечер.
Ночь он провел без сна. Лежа в темноте, граф безуспешно пытался не смотреть в глаза фактам и боролся с желанием вообще выбросить их из головы, настолько они были ему отвратительны.
Но неприятные мысли продолжали преследовать его и на следующий день; ни утренняя свежесть, ни новый жеребец, которого он недавно купил, не могли отвлечь его от мрачных раздумий.
Он хотел побыстрее вернуться и потому, выехав за пределы Лондона, поскакал прямо через поля и подъехал к дому очень быстро.
Как только граф увидел силуэты его башен и труб на фоне неба, настроение у него сразу улучшилось.
В окнах отражалось солнце, и он подумал, что его замок, как и Шенонсо, можно назвать поэмой в камне. Конечно, пока это только мечта, но близится тот день, когда она полностью станет явью. Рабочие перестанут сновать вокруг дома, а сад, заваленный сейчас досками и кирпичами, станет столь же совершенным, как сам замок.
Было почти четверть одиннадцатого, когда граф спешился у ворот. Грум выбежал из конюшни, чтобы забрать коня.
Поднимаясь к парадному входу, граф с удовольствием подумал, что еще три четверти часа, и ему привезут ван Лу от Дарсии.
Ему до сих пор не верилось, что он станет обладателем подлинника этой картины. И он боялся, что по прибытии полотна обнаружится, что это подделка.
Размышляя об этом, он прошел через Красную гостиную в следующую, пока еще безымянную комнату. Кинув взгляд на стену, куда он решил повесить картину, граф, к своему изумлению, увидел, что она уже прибыла.
Прислоненная к стене прямо под выбранным для нее местом, она была совсем такой, какой представлялась ему, только еще прекраснее.
Едва взглянув на насыщенный цвет голубого шелка, на фоне которого стояла Венера, граф понял, как назовет эту комнату, и тут же, словно все детали головоломки встали на место, представил, какими должны быть остальные картины, мебель, ковры и шторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41