А точнее Ч я р
одилась в музыкальное время. Для меня жизнь до войны Ч это музыка!
Каждый день новые песни, новые мелодии. Они звучали по радио и на улицах; с
утра, когда папа разучивал «новый» репертуар; вечером, когда приходили г
ости; у соседей на пластинках. Песни и мелодии я схватывала на лету. Я их чи
сто пела, еще не научившись говорить.
Папа и мама работали в Харьковском Дворце пионеров. Это был новый красив
ый Дворец. Он находился на площади имени Тевелева. В большом мраморном за
ле посередине стоял квадратный аквариум. Там плавали необыкновенные кр
асные пушистые рыбки.
В перерывах между массовками мы с папой бежали к аквариуму: «Дочурка! Яке
и рыбки! Я ще таких зроду не видев. Якая прелесь… божья рыба…» Мама всегда
портила ему настроение: «Марк, ты хоть рот закрой. Сорок лет на пороге… Хуж
е Люси… хи-хи-хи». Ч «Леличка, ну яких сорок? Ще нема сорок, зачем человеку
зря набавлять?» И папа, взяв меня на руки, посылал в мамину спину: «Во Ч яга
! Мамыньки родныи… Ну? Ета ж чистая НКВД! Ничего, дочурочка, зато папусик в т
ибя самый лучий!»
Ну, конечно, самый лучший! Самый необыкновенный! Я обнимала его, прижимала
его голову к своей. Мне было его жалко.
Имя свое я получила за два часа до рождения. Испуганный папа отвез маму в р
оддом, что был на Пушкинской улице, а сам «на нервной почве» побежал в кино
. Тогда на экранах с огромным успехом шел американский приключенческий ф
ильм «Акулы Нью-Йорка». В картине было множество дотоле невиданных, непр
авдоподобных трюков, погонь, выстрелов… Герой фильма, красавец Алан, сов
ершает чудеса Ч спускается по канату с самолета на крышу несущегося пое
зда, в котором увозят его похищенную возлюбленную, прелестную Люси. Посл
е сеанса потрясенный папа примчался в роддом и срочно передал маме запис
ку: «Лель! Детка моя! Если в меня будить орел, назовем Алан. Если девычка, хай
будить Люси».
Как только я родилась, мама облегченно вздохнула. Первой ее мыслью было: «
Слава богу, что девочка, а то был бы Алан Маркович…» У нас во дворе женщина
после очередного заграничного фильма назвала своего сына Джоном. Мама г
оворила, что весь двор хохотал. Джон Иванович Рыбак! Джон Рыбак! Бедный мал
ьчик.
Но в загсе папе сказали, что такого имени, Люси, в России нет. Есть Людмила. Э
то старое славянское имя. Означает Ч «людям мила». А дома называйте как х
отите Ч Люся, Люси… И зачитали папе целый список самых модных в то время и
мен: Кима, Ноябрина, Искра, Владлена, Сталина, Марклена, Октябрина, Мюда…
Ч Як ето Мюда?..
Ч Международный юношеский день.
Ч Гм… не-е, давайте лучий Людмила… «Людям мила»… ето мне подходить… ето
значит, что усе люди будуть до ней по ласке. Давай пиши! Хай дочурка у меня б
удить Людмилкую.
Из роддома меня привезли на извозчике. Такси в Харькове в 1935 году были еще р
едкостью. Привезли в нашу маленькую комнатку в большом доме по Мордвинов
скому переулку, N 17. С этой комнатой у меня связаны самые светлые и прекрасн
ые воспоминания в жизни.
Комната была подвальной, с одним окном. Я видела в окно только ноги прохож
их. Мне было интересно определять по обуви и юбкам своих соседей. Прямо по
д окном стоял стол. Слева Ч буфет. В буфете на верхней полке в вазе постоя
нно лежали конфеты. Я их получала за свои «выступления».
А выступала я перед всеми, кто попадал к нам в дом. Папа тут же усаживал гос
тя.
Ч Ну куда, куда ты бежишь? Ну чиво? Сядь, передохни! Галава ты… Усех дел не п
еределаишь. Щас тибе моя дочурка концертик устругнеть.
И начиналось! Папа ставил стул посередине комнаты, я быстро вскарабкивал
ась на него, руки назад, глаза широко открыты, улыбка самая веселая. Я все д
елала так, как учил меня папа: «Дочурка, глаза распрастри ширей, весело влы
байсь и дуй свое!» Начинала я со стихотворения:

Жук-рогач, жук-рогач Ч
Самый первый силач;
У него, у жука,
На головушке Ч рога!

При этих словах полагалось приставить к вискам два указательных пальца.

Гость вежливо улыбался: «Очень мило, очень мило», Ч и собирался уходить.
«Куда ты? Не-е, брат, ще тока начало! Давай, дочурчинка, песенку з чечеточкую
!» Это означало, что в конце песни, какой бы она ни была, надо дать «кусок» че
четки. Я хлопала себя почти одновременно по груди, коленям и, выбросив ног
у вперед, а руки в стороны, громко выкрикивала: «Х-х-ха!!».

Эх, Андрюша, нам ли быть в печа
ли,
Возьми гармонь, играй на все лады,
Так играй, чтоб горы заплясали,
Чтоб зашумели зеленые сады!

Папа на баяне Ч «тари-дари, дари-дам!»
И я свое Ч «х-х-ха!»
После этого гость обязательно смеялся. Больше всех радовался и подыгрыв
ал мне папа: «Не, актрисую будить, точно. Ето як закон! Усе песни на лету бере
ть, як зверь. Ну, вокурат актриса!»
И человек, который к нам заходил на минуточку, уже через четверть часа под
папиным обаянием и натиском совершенно забывал, куда и зачем он шел, поче
му он оказался у нас, и, конечно, оставался… Папа выразительно смотрел на м
аму. Мама бежала в магазин. А я продолжала свое выступление.
… Домой человек уходил лишь поздно вечером, держась за стенки, хвалил мам
у, восхищался «дочуркой», прославлял папу Ч щедрую русскую душу Ч и бла
годарил, благодарил. Папа был счастлив.
Кто бы к нам ни приходил, начиналось так: «Ну, девки, давай скорее на стол, че
ловек у гостях. Лялюша! Давай шевелися чуковней! Штоб усе було як на Первое
мая!»
У нас в доме все праздники были как Первое мая. Для меня праздник Первое ма
я был самым веселым. Папа шел на демонстрации впереди колонны с баяном, ве
сь в белом, брезентовые туфли начищались мелом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33