— Согласна. Жадность, выказанная богачами из Аубинаса и Арнейса, внушает отвращение.
— Конечно, Аубинас совсем не похож на Дифвод. Торговцы зерном использовали свои деньги и влияние в Марнери с тем, чтобы в военное время, когда нужда в хлебе особенно велика, утаить часть зерна. Цены взлете ли, и они непомерно разбогатели. Деньги из Аубинаса по текли и в Марнери, там тоже кое-кто поддался этой заразе. В самом же Аубинасе землевладельцы попали в долговую кабалу к крупным магнатам, которые стали уже не просто торговцами, но правителями целых городов и областей.
— Мужская жадность, я об этом уже говорила. Недаром женщины Дифвода так ее опасаются.
— Да, сестра, пожалуй, они уловили суть проблемы.
— Ну а что до мужчин Дифвода, они, конечно, не сражаются в легионах, но с лихвой компенсируют это службой в инженерном корпусе. Они — сердце этого формирования. Благодаря их умению, Империя выиграла немало сражений.
— И впрямь, сестра, с тобой не поспоришь.
Рибела несколько смягчилась:
— Да, на сей раз нам повезло, но мы не можем рассчитывать на такую же удачу и в дальнейшем.
— Ты права. Нам и впрямь неслыханно повезло: мало того что Релкин с Хвостоломом оказались в нужное время в нужном месте, так этот самый Релкин ухитрился совершить неслыханное доселе магическое действие.
— Это и впрямь удивительно. Он совершенно несведущ в магии, но тем не менее обладает силой.
— Этот юноша сильно изменился, Рибела. Искра, которую мы заметили несколько лет назад, сохранилась, но теперь в нем разрастается нечто новое. Я чувствую это, хотя и не могу понять, в чем тут дело.
При одном лишь упоминании имени Релкина Рибела внутренне съежилась ей стало не по себе. К величайшему своему стыду, она разделяла с этим драконопасом более чем неприятный секрет.
— То, что произошло во время пребывания этого мальчишки на Эйго, могло сказаться на его рассудке, — прохладно заметила Королева Мышей. — Надеюсь, такая возможность учтена?
— Разумеется. Но его разум оказался весьма устойчивым ко всякого рода воздействиям. Я говорила с ним. Во всем, что касается богов, роли Высших сил и тому подобного, у него в голове по-прежнему каша. Однако он не проникся злом, хотя и провел немало времени среди эльфийских лордов.
— Он видел то, чего ему видеть не следовало. Ужасы и мерзости, способные поколебать любое сердце.
Уловив в голосе Рибелы непривычную страстность, Лессис приподняла бровь.
— Но все же самая страшная угроза исходит от этого нового игрока. Его называют Властелином, ибо он властвует двенадцатью Мирами. Своею пятой он уже попрал миллиарды живых существ. С потерей Херуты Повелители из Падмасы ослабли, и скоро они запутаются в паутине его хитросплетений. Никто не сможет превзойти его в коварстве и в искусстве манипулировать людьми.
— Давай попробуем предугадать его следующий шаг. Возможно, совместными усилиями мы найдем способ заставить врага сунуть голову в петлю — с тем, чтобы тут же его повесить.
Глава двадцать седьмая

Празднество Туфель, за которым следовала вереница балов и всяческих увеселений, открывалось торжественной церемонией, своего рода чествованием молодых женщин страны. В каждой семье на ноги старшей дочери надевали новые туфельки. Девицам туфли надевали отцы, а замужним женщинам — их мужья.
Гости, собравшиеся в большой гостиной просторных апартаментов семейства Тарчо в Сторожевой башне, разразилась дружными аплодисментами, когда Холлейн Кесенгон завязал шнурки вокруг лодыжек своей жены. Слуги принялись разносить вино, а музыканты подхватили инструменты и принялись наигрывать старинные зажигательные танцевальные мелодии, начав, конечно же, с «Красавчика из Марнери». Томмазо, глава семейства, открыл бал в паре с Лакустрой, матерью Лагдален. Сама Лагдален кружилась в объятиях Холлейна. Релкин, которого освободили всего несколько часов назад, отыскал в веселой толчее Эйлсу и увлек ее в танце подальше от тетушки Кири. Сцепив руки и соприкасаясь пальцами ног, они выплясывали на старинный манер, раскачиваясь из стороны в сторону. Лица их раскраснелись от возбуждения. Мелодия следовала за мелодией, «Красавчика» сменила «Лонлили Ла Лу», затем зазвучала «Кенорская песня», а счастливая пара все кружилась и кружилась.
Потом музыка смолкла, и Лакустра Тарчо звонко протрубила в рог, призывая гостей к столу.
Длинный стол был уставлен традиционными деревянными тарелками, которые извлекали на свет только во время этого праздника. Слуги внесли старинные блюда: манкьоре, рис с рыбой и морскими овощами, пюре из репы и испеченный на кунфшонский манер круглый рыбный пирог. Рецепты этих кушаний пришли из глубины веков, они сохранились со времен возрождения Аргоната.
Релкин подвел Эйлсу к столу и уже собирался усадить напротив себя, но тут Томмазо, желавший поговорить с дракониром, жестом подозвал влюбленных к себе, предложив им места во главе стола, по обе стороны от него. Родственники Тарчо без возражений отсели подальше, а тетушка Кири и вовсе осталась на дальнем краю стола, в окружении сельских кузнецов из Синта.
Релкин не мог не признать, что это самое чудесное Празднество Туфель, на каком ему доводилось бывать. Перед ним поставили тарелку, с верхом наполненную манкьоре и мятой репой, а также кружку пенистого пива. По знаку Томмазо за столом воцарилась тишина.
Глава семейства произнес благодарственную молитву Великой Матери и призвал Ее не оставить всех собравшихся своей милостью.
Затем он высоко поднял кружку, давая понять, что желает произнести тост. Кивнув Релкину, а затем сидевшей по другую сторону от него Эйлсе, почтенный аристократ произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142