– Чейд сказал, что завтра я должен оставить тебя, – произнес он тихо и посмотрел на меня. – Думаю, он прав.
Я сел. Тени от угасающего огня играли на его лице. Я не мог прочитать выражения его глаз.
– Чейд сказал, что ты слишком долго был мальчиком – моим, Чейда, Верити, даже Пейшенс. Мы слишком много за тобой присматривали. Он считает, что, когда тебе приходится принимать мужские решения, ты делаешь это по-детски, хотя и намереваешься поступить правильно и хорошо. Но одних намерений недостаточно.
– Он говорит, что считал меня мальчиком, когда посылал убивать людей? – усомнился я.
– Ты хоть немного меня слушал? Я убивал людей, будучи мальчиком. Это не сделало меня мужчиной. Как и тебя.
– Что же мне делать? – спросил я с сарказмом. – Идти искать принца, который даст мне образование?
– Вот. Видишь? Ответ мальчика. Ты не понимаешь и поэтому становишься сердитым. И ядовитым. Ты задал мне вопрос, но уже знаешь, что тебе не понравится ответ.
– А именно?
– Я мог бы сказать, что у тебя есть пути гораздо хуже, чем отправиться на поиски принца. Но я не собираюсь ничего советовать. Чейд просил меня не делать этого, и я думаю, что он прав. Но не потому, что я жду от тебя глупых решений. Не в большей степени, чем это делал я в твоем возрасте. Полагаю, что твое решение будет решением животного. Всегда «сейчас», никогда не думая о завтрашнем дне или о том, что было вчера. Я знаю, ты понимаешь, о чем я говорю. Ты перестал вести жизнь волка, потому что я вынудил тебя к этому. Теперь я оставлю тебя одного, чтобы ты окончательно решил, хочешь ты жить как волк или как человек.
Он встретил мой взгляд. В его глазах было слишком много понимания. Я испугался, подумав, что он действительно может знать, какой я сделал выбор. Я отверг такую возможность, оттолкнул эту мысль. Я повернулся к нему боком, почти надеясь, что моя ярость вернется. Но Баррич молчал.
Наконец я взглянул на него. Он смотрел в огонь. Мне потребовалось много времени, чтобы проглотить свою гордость и спросить:
– И что ты собираешься делать?
– Я тебе сказал. Я ухожу завтра.
Еще труднее было задать следующий вопрос:
– Куда ты пойдешь?
Он неуверенно откашлялся.
– У меня есть друг. Это женщина. Ей может понадобиться мужская сила. Нужно починить крышу ее дома и заняться огородом. На некоторое время я останусь с ней.
– Она? – спросил я, подняв бровь. Голос его был невыразительным.
– Ничего такого. Она просто друг. Ты, наверное, скажешь, что я опять нашел за кем присматривать. Может, и так. Может быть, пора помогать тому, кто в этом нуждается.
Теперь я смотрел в огонь.
– Баррич. Ты мне действительно нужен. Я был на краю пропасти, а ты вернул меня и сделал из меня человека.
Он фыркнул:
– Если бы я поступал с тобой правильно с самого начала, то ты бы никогда не дошел до края.
– Вместо этого я отправился бы в могилу.
– Да? Регал уже не смог бы обвинить тебя в занятиях Уитом.
– Он нашел бы какой-нибудь повод убить меня. А может быть, ему бы просто подвернулся удобный случай. На самом деле ему не нужна причина, чтобы делать то, что он хочет.
– Возможно. А возможно, и нет.
Мы сидели и смотрели, как умирает пламя. Я поднял руку к уху и повозился с застежкой на серьге.
– Я хочу отдать это тебе.
– Я бы предпочел, чтобы она осталась у тебя. Носи ее. – Он почти просил. Это звучало странно. – Я не знаю, что означает для тебя эта серьга. Но как бы то ни было, я не заслужил ее. У меня нет на нее прав.
– То, что она символизирует, нельзя заработать. Я просто даю это тебе. Будешь ты ее носить или нет, все равно, возьми с собой.
Все-таки я оставил серьгу болтаться в ухе. Тонкая серебряная сеть с синим камешком внутри. Когда-то Баррич дал ее моему отцу, а Пейшенс, ничего не зная о ее значении, передала серьгу мне. Я не знал, почему Баррич хотел, чтобы я носил ее, он ничего не сказал мне, а я не стал спрашивать. Он встал и вернулся к своему одеялу, и я услышал, как он лег.
Я ждал от него вопросов, и мне было больно от того, что он ни о чем не спросил. Тогда я все равно ответил:
– Не имею представления, что буду делать, – сказал я в темноте. – Всю мою жизнь у меня была работа и учителя, перед которыми надо было отчитываться. Теперь, когда ничего этого нет… странное чувство.
Некоторое время я думал, что он вообще не собирается отвечать. Потом он вдруг сказал:
– Это мне знакомо.
Я посмотрел на потемневший потолок.
– Я думал о Молли. Часто. Ты знаешь, где она?
– Да.
Он ничего не добавил, и я понял, что больше спрашивать не надо.
– Я знаю, что мудрее всего дать ей уйти. Пусть она верит, что я мертв. Надеюсь, что тот, к кому она ушла, кто бы он ни был, будет заботиться о ней лучше, чем я. Надеюсь, он любит ее, как она заслуживает.
Баррич зашевелился под одеялом.
– Что ты хочешь сказать? – спросил он настороженно. Это было труднее выговорить, чем я думал.
– Когда она уходила от меня в тот день, то сказала, что у нее есть кто-то другой. Его она любит так же, как я люблю своего короля, и ставит превыше всего и всех в своей жизни. – Горло мое внезапно сжалось. Я глубоко вдохнул, пытаясь проглотить комок. – Пейшенс была права, – сказал я.
– Да, – согласился Баррич.
– Я не могу винить никого, кроме самого себя. Как только я узнал, что Молли в безопасности, мне следовало позволить ей идти собственным путем. Она заслуживает человека, который может отдать ей все свое время и всю свою преданность…
– Да, заслуживает, – безжалостно кивнул Баррич. – И позор, что ты не понял этого, прежде чем сошелся с ней.
Одно дело самому признавать свою вину. Совсем другое дело иметь друга, который не только согласен с этим, но еще и указывает, как велика эта вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46