Несколько месяцев назад это нельзя было назвать большими деньгами, а теперь у меня больше ничего не было, и я решил не тратить их без крайней необходимости. Кроме них из дорогих вещей у меня были только серьга Баррича и булавка Шрюда. Моя рука рефлекторно коснулась серьги. Как ни раздражала она меня, когда мы охотились в густом кустарнике, прикосновение к ней всегда действовало на меня успокаивающе. Как и булавка в воротнике моей рубашки.
Я дотронулся до воротника – булавки не было.
Сняв рубашку, я проверил воротник, а потом всю одежду. Я развел небольшой костер, чтобы лучше видеть, развязал мой узел и дважды проверил его содержимое. Я проделал все это, несмотря на почти полную уверенность в том, что знаю, где булавка. Маленький красный рубин в серебряном гнезде был воткнут в воротник рубашки, надетой на мертвеца, лежавшего у хижины пастуха. Я был почти уверен и все-таки не мог заставить себя признать это. Все время, пока я искал, Ночной Волк неуверенно кружил вокруг моего костра, скуля в тихом возбуждении от моего беспокойства, которого он не понимал.
– Шшшш! – раздраженно сказал я ему и напрягся, вспоминая обо всем так, словно собирался докладывать Шрюду.
Последний раз я точно видел булавку в ту ночь, когда выгнал Баррича и Чейда. Я вынул ее из ворота рубахи, показал им обоим, а потом сидел и смотрел на нее. Но я воткнул ее назад. Мне казалось, что с тех пор я ее не трогал. Я не вынимал ее из рубашки, когда стирал. Вроде бы я должен был уколоться, если бы тогда она все еще была в воротнике. Но я обычно запихивал булавку в шов, где она плотнее держалась. Так мне казалось безопаснее. Не было никакой возможности узнать, потерял ли я ее, охотясь с волком, или она все еще была воткнута в воротник рубашки, надетой на мертвеца. Может быть, я забыл ее на столе, и один из «перекованных» подобрал блестящую вещицу, когда рылся в моих пожитках.
«Это всего лишь булавка», – напомнил я себе. С болезненной тоской мне внезапно захотелось найти ее, застрявшую в подкладке моего плаща или упавшую в сапог. Со вспыхнувшей надеждой я проверил оба сапога. Ее там не было. Всего лишь булавка – кусочек обработанного металла и блестящий камешек. Но это все, что у меня осталось от моего короля и моего деда. Он дал мне ее, когда создал связь между нами, чтобы отметить родную кровь, которая никогда не могла быть признана законно. Ночной Волк снова заскулил, и я ощутил неожиданное желание зарычать на него. Тем не менее он подошел, толкнул мой локоть носом и засунул морду мне под руку. Его огромная серая голова оказалась у моей груди, моя рука обнимала его плечи. Внезапно он поднял нос вверх, больно ударив меня мордой по подбородку. Я сильно прижал его к себе, и он повернулся, чтобы потереться горлом о мое лицо. Крайний жест доверия волка к волку – обнажение горла перед оскалом другого. Через мгновение я вздохнул, и боль потери стала слабее.
Это была просто вчерашняя вещь? — медленно поинтересовался Ночной Волк. Вещь, которой больше нет? Это не колючка у тебя в лапе и не боль в животе?
– Просто вчерашняя вещь, – вынужденно согласился я. Булавка, данная мальчику, которого больше нет, человеком, который давно умер. «Может быть, это к лучшему, – подумал я про себя. – Еще одной вещью, которая соединяет меня с Фитцем Чивэлом, наделенным Уитом, стало меньше». Я взъерошил шерсть на шее волка, почесал за ушами. Он сидел неподвижно рядом со мной, потом подтолкнул меня, чтобы я еще раз почесал ему уши. Так я и сделал, печально размышляя. Может быть, лучше будет снять серьгу Баррича и спрятать ее в кошелек. Но я знал, что не сделаю этого. Пусть она будет единственной ниточкой, которую я протянул из той жизни в эту.
– Дай мне встать, – сказал я волку, и он неохотно подвинулся.
Я не спеша упаковал в тюк мои пожитки и связал их, а потом затоптал маленький костер.
– Мне вернуться сюда или встретимся на той стороне города?
На той стороне?
Если ты обойдешь вокруг города и спустишься к реке, ты снова увидишь дорогу, объяснил я. Может, найдем друг друга там?
Это было бы хорошо. Чем меньше времени мы проведем у этой человеческой берлоги, тем лучше.
Что ж, ладно. Я найду тебя там еще до рассвета, сказал я ему.
Скорее я найду тебя, немой нос. И когда я это сделаю, у меня будет полный желудок.
Мне пришлось признать, что это более вероятно.
Берегись собак, предупредил я его, когда он уходил в кусты.
Берегись людей, ответил он, после чего был потерян для всех моих чувств, если не считать нашей связи Уитом.
Я закинул свой узел на плечо и пошел вниз по дороге. Уже наступили сумерки. Я собирался войти в город до темноты и остановиться у таверны, чтобы разузнать сплетни и, возможно, выпить кружечку, хотел прогуляться по рыночной площади и послушать разговоры купцов. Вместо этого я явился в город, который уже почти спал. Рынок был пуст, если не считать нескольких собак, обнюхивавших пустые прилавки. Я покинул площадь и повернул к реке. Там, внизу, я найду сколько угодно трактиров и таверн, обслуживающих речников. Кое-где горели факелы, но большую часть света давали неплотно закрытые окна. Покрытые грубым булыжником улицы не особенно хорошо содержались. Несколько раз я принимал яму за тень и спотыкался. Я остановил городского стражника прежде, чем он успел остановить меня, и спросил, не порекомендует ли он мне прибрежный трактир. Он сказал мне, что «Весы» обслуживают путников хорошо и честно, а кроме того, их легко найти. Он предупредил меня, что там не разрешают нищенствовать и что карманному воришке очень повезет, если он не получит ничего, кроме побоев. Я поблагодарил его за предостережения и пошел своей дорогой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46