Скорее, это отражение преданности, которую владеющий Уитом дает своему товарищу по связи. Любовь за любовь.

Я спал плохо, и дело было не только в том, что я уже отвык спать по ночам. То, что музыканты говорили о «перекованных», испугало меня. Они залезли на чердак и устроились там в сене, а я нашел себе угол, где мог прижаться спиной к стене и ясно видеть дверь. Это было странно – снова проводить ночь в амбаре. Это был хороший, крепкий амбар, построенный из речного камня, извести и балок. Трактирщик держал корову, несколько кур и лошадей, которых он сдавал внаем. Кроме того, тут было несколько лошадей, принадлежавших постояльцам. Домашние звуки, запах сена и животных остро напомнили мне конюшни Баррича. Я внезапно почувствовал безумную тоску – так я никогда не тосковал о своей собственной комнате в замке. Я стал думать о том, что сейчас с Барричем и знает ли он о жертвенничестве Пейшенс. Я подумал о любви, которую когда-то они испытывали друг к другу и которая была уничтожена чувством долга Баррича. Пейшенс ушла, чтобы выйти замуж за моего отца, того самого человека, которому Баррич дал обет верности. Думал ли он когда-нибудь о том, чтобы попытаться вернуть ее? Нет. Я понял это мгновенно, не сомневаясь ни минуты. Дух Чивэла вечно стоял бы между ними. А теперь и мой тоже.
Мои мысли переключились на Молли. Она сделала для нас то же, что Баррич для себя и Пейшенс. Она сказала мне, что моя одержимая преданность королю никогда не даст нам принадлежать только друг другу. Так что она нашла кого-то другого, кого сможет любить так же сильно, как я люблю Верити. Я ненавидел в ее решении все, кроме того, что оно спасло ей жизнь. Она оставила меня. Ее не было в Баккипе, и она не смогла разделить мое падение и бесчестье. Я невольно потянулся к ней Скиллом, потом остановился и упрекнул себя. Я действительно хотел ее видеть? Там сейчас ночь, и, скорее всего, она сейчас в объятиях другого человека. Я почувствовал почти физическую боль в груди от этой мысли. У меня не было права шпионить за тем кусочком счастья, который она сумела найти для себя. Тем не менее, засыпая, я думал о ней и безнадежно стремился к тому, что было между нами.
Своенравная судьба принесла мне сон о Барриче, яркий сон, в котором не было смысла. Я сидел напротив него, а он устроился у огня и возился с кожей, как обычно по вечерам. Но в его кружке вместо бренди был горячий чай, и работал он над маленькой кожаной туфлей. Он проталкивал шило сквозь мягкую кожу, и оно вонзилось ему в руку. Он выругался при виде крови, а потом почему-то поднял глаза и попросил у меня прощения за то, что пугается в моем присутствии.
Я проснулся совершенно сбитым с толку. Баррич нередко шил для меня ботинки, когда я был маленьким, но я не мог вспомнить, чтобы он хоть раз извинился за ругань. Он, впрочем, довольно часто бил меня в детстве, если подобными словами пользовался я. Странно. Я постарался забыть этот сон, но спать мне теперь не хотелось.
Когда я осторожно прощупал Уитом амбар, то обнаружил только смутные сны спящих животных. Все были спокойны, кроме меня. Пришли мысли о Чейде, чтобы дразнить и мучить меня. Он был стариком во многих смыслах. Когда король Шрюд был жив, он снабжал Чейда всем необходимым, чтобы королевский убийца мог жить в безопасности. Чейд очень редко выходил из своей потайной комнаты – только для того, чтобы делать «тихую работу». Теперь он жил сам по себе и делал Эль знает что. Его преследовали солдаты Регала. Я сильно потер ноющую голову. Мое беспокойство было совершенно бессмысленным, но остановиться я не мог.
Я услышал легкие шаги, за которыми последовал удар, – кто-то спускался с чердака и пропустил последнюю ступеньку лестницы. Вероятно, одна из женщин пошла в туалет. Но мгновением позже я услышал шепот Хани:
– Коб?
– Что? – спросил я неохотно.
Она повернулась на голос, и я услышал, как она приближается. Время, проведенное с волком, обострило мои чувства. Лунный свет просачивался в плохо закрытое окно. Я ощущал ее в темноте.
– Здесь, – сказал я, услышав, что она медлит, и Хани вздрогнула, обнаружив, что я так близко. Она добралась до моего угла и опустилась на солому рядом со мной.
– Я боюсь засыпать, – объяснила она. – Кошмары.
– Я знаю, каково это, – удивился силе своего сочувствия я. – Стоит только закрыть глаза, как они обрушиваются на тебя.
– Точно, – сказала она и замолчала в ожидании. Мне больше нечего было добавить, поэтому я сидел в темноте и молчал.
– А какие у тебя кошмары? – тихо спросила она.
– Плохие, – сухо отозвался я. У меня не было никакого желания вызывать их глупыми разговорами.
– Мне снится, что за мной гонятся «перекованные», но мои ноги оказываются в воде, и я не могу бежать. И я топчусь на месте, а они подходят все ближе и ближе…
– Угу, – согласился я. Лучше, чем видеть сны о том, что тебя бьют, бьют и бьют… Я заставил себя перестать думать об этом.
– Очень одиноко проснуться ночью и бояться.
Я думаю, она хочет случки. Они так легко примут тебя в свою стаю?
– Что? – спросил я ошеломленно, но ответила девушка, а не Ночной Волк.
– Я сказала, что очень одиноко просыпаться ночью и бояться. Все время хочется найти способ почувствовать себя в безопасности, под защитой.
– Я не знаю ничего, что могло бы встать между человеком и снами, которые приходят к нему по ночам, – сказал я скованно. Внезапно мне очень захотелось, чтобы она ушла.
– Иногда немного ласки может… – тихо сказала она, потом протянула руку и погладила мою ладонь. Сам того не желая, я отдернул руку – Ты стесняешься, помощник писца? – спросила она застенчиво.
– Я потерял ту, которую любил, – сказал я без выражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46