Глаза закатились, лицо какое-то зеленое, цвета плесени. На губах пена.— Ой-ой-ой-ой-ой-ой! — стонет он и рвет руками живот. Судороги сводят его громадную тушу.— Он кончается, — с ужасом говорит подпоручик и приказывает стоящим вокруг солдатам: — Дайте ему воды!— Осторожно с водой! — предупреждаю. — Ему это может еще хуже повредить.Али стонет, точно его рвут на части. Исчезла обычная наглость и надменность. Внезапная болезнь сделала его похожим на беспомощного ребенка.Мальгаши во дворе затянули какую-то странную, монотонную песню. Звучит она потрясающе, точно ворчит зверь, запертый в подземной пещере. Несколько без конца повторяемых тонов похожи не то на жалобу, не то на угрозу. Каждый из мальгашей поет тихо, но все голоса вместе сливаются в мощную волну, оставляющую неизгладимое впечатление.— Что это? — возмущается офицер.— Погребальное пение, посвященное Али, — поясняет Рамасо.— Разве нельзя им запретить?— Можно, поручик… В ваших руках власть и солдаты.Офицер подавил в себе готовое вырваться проклятие и обращается к присутствующим солдатам:— Что он ел?— Капрал Али ел рис, господин поручик!— Какой рис?— Тот же, что и мы. Мы сами готовили.— И ели из одного котла?— Да, господин поручик.— У вас тоже боли в желудке?— Нет, господин поручик.— А до этого Али ел что-нибудь?Этого солдаты не знают. Если ел, то где-то случайно, когда был в деревне. Никто не видел. Когда спросили самого Али, он ничего не ответил. Все стонал в полузабытьи.Офицер вызывает во двор старосту, учителя и меня. Люди запели тише, но пения не прекратили.— Тихо!!! — гаркнул офицер.Тишина продолжалась только несколько мгновений. В самом отдаленном углу кто-то подал ноту, и снова раздался прежний, упорный гул.— Для меня, — говорит офицер, обращаясь к нам, — нет сомнения: капрал Али отравлен здесь, в деревне. Вы не находите этого, господа?— Признаки болезни наводят на размышления, — говорю я, — но заявлять об этом определенно нельзя. Впрочем, у меня нет опыта в таких делах.— В нашей стране, — говорит Рамасо, — часто бывают такие заболевания, от которых люди умирают. Это не обязательно отрава.— Это отрава, даю голову на отсечение! — упрямится офицер и нетерпеливо топает ногой. — Где-нибудь поблизости есть врач?— Нет, — отвечает Раяона.Пение мальгашей и в самом деле действует на нервы. Это какой-то пассивный протест против обид, которые им приходится терпеть. Мы с учителем стоим в стороне, я спрашиваю его:— Они произносят определенные слова?Рамасо кивает головой.— Поют, — объясняет, — примерно следующее:К злому человеку Идет злая смерть, э-эй!Духи справедливые, Духи отомстили, э-эй!— Духи, — говорю, — это, вероятно, тангуин?— Признаков отравления тангуином нет.— Значит, чем-то другим?— Пожалуй, да. — Учитель незаметно прищурил глаза.Из поющей толпы мальгашей вышел Джинаривело и медленно подходит ко мне.— Передайте молодому офицеру, — говорит он, остановившись рядом с нами,— что капрал умрет, если ему не будет оказана быстрая помощь.— Почему, — заорал подпоручик, набросившись на старика, — почему ты не обращаешься ко мне, если я здесь стою? Зачем посредники?— Он мой искренний друг! — беру Джинаривело под защиту.— Почему он не обратился к старосте или учителю?— Но, поручик! — сдерживаю его ярость. — Вас волнуют нарушения правил этикета, а не капрал, жизнь которого висит на волоске. Я очень хорошо знаю своего друга и думаю, что он хочет сообщить нам что-то важное. Правда? — обращаюсь к Джинаривело.— Да, правда, — отвечает старик. — Капрала нужно спасать.— Спасать, как?! — злится офицер.— Нам известны фанофоды, которые помогут ему.— Какие фанофоды?— Лекарственные растения.— Принеси их!Джинаривело выжидающе смотрит на офицера и молчит.— Иди в лес и принеси их! — приказывает подпоручик.— Не так-то легко, господин поручик. Это редкие растения, и неизвестно, сможет ли их отыскать один человек, а если и отыщет, то не будет ли слишком поздно. Искать их должны многие, все должны!Последние слова Джинаривело говорит с особым нажимом, и рука его очертила большой круг: он показывает на всех мальгашей, собравшихся во дворе.— Ах, вот что тебе нужно? — насмешливо вскрикнул офицер.— Да, это мне нужно! — сдержанно подчеркивает каждое слово старик и смотрит подпоручику прямо в глаза.— Хотите удрать в лес и не вернуться! — кипятится офицер.— Здесь наши хижины! — с достоинством отвечает Джинаривело. — Зачем нам удирать? Мы никакой вины за собой не чувствуем.Офицер понял, что попал в западню, и не знает, как быть. Бросает на нас вопросительный взгляд.— Простите, господин поручик, — выкладываю ему, — что вмешиваюсь не в свои дела. Допрос жителей уже закончен?— Собственно, да! Ничего нового от этих твердолобых скотин я уже не узнаю.— Так зачем вы их держите?— Надо их проучить!— Проучить ценой жизни вашего капрала? Но, может быть, вы, господин поручик, посмотрите на эти дела с другой точки зрения — с точки зрения вашей ответственности?— Мне наплевать, что в Тананариве напишут обо мне писаки в глупых газетах!Но, вероятно, ему это не совсем безразлично. Чем слабее становятся мрачные стоны капрала, тем сильнее напрягаются нервы молодого начальника. Смерть капрала приближается, а ведь Джинаривело предложил единственный способ спасти его. Остатки здравого смысла подсказывают решение. Джинаривело он оставляет заложником, а всех других отпускает, приказав сотскому Безазе присмотреть за порядком.Оборвалось похоронное пение мальгашей. Все бегом бросились со двора, многие устремились прямо в лес. В деревне и на рисовых полях полно людей, разбегающихся в разные стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65