Тогда были призваны на помощь войска и произведены дальнейшие аресты. Предполагалось изъять руководителей сопротивления. Дело дошло до террора и пыток над некоторыми заключенными. В настоящее время в Анталахе внешне как будто спокойно, но население взбудоражено, множество людей заключено в тюрьмы и обстановка весьма накалена…— Как вы считаете, Рамасо, чем это кончится?— Чем кончится? Тем, чем всегда. У плантаторов — деньги и помощь властей, рабочие же еле перебиваются и плохо организованы. Конечно, проиграют. Будут радоваться, если арестованных выпустят из тюрьмы, и станут работать на еще худших условиях. Но одно несомненно: сознание обиды растет.В то время, когда Рамасо рассказывает эту грустную историю, приходят опоздавшие гости. И тут у меня возникают мучительные сомнения. Ведь у племени бецимизараков сейчас тяжелые заботы в связи с событиями в Анталахе. Удобно ли в такое время навязывать жителям Амбинанитело свои заботы? Мои волнения по сравнению с делами туземцев кажутся ничтожными и эгоистичными. Не лучше ли отказаться от кабари и отложить его на более подходящее время?Говорю обо всем Рамасо. Но он другого мнения. Кабари должен состояться, это не только мое личное дело. Речь идет о моральном облике всей деревни. Люди должны доказать, что умеют уважать доброжелательно настроенных, хотя и чужих людей, приехавших сюда в качестве друзей. Именно сейчас подходящий момент заклеймить темноту и суеверие.— Только не давайте обмануть себя, — предостерегает Рамасо, — подарками. Ведь вам нужны другие проявления гостеприимства!Кажется, наступает время начать собрание. Но меня опережает Безаза. Он гладит рукой курчавые волосы, нервно трет подбородок, покрытый редкой растительностью, наконец, торжественно встает и обращается ко мне. В очень длинной и туманной речи, изобилующей цветистыми оборотами и медовыми словечками, он просит, чтобы я отведал все, что принесла деревня, и признал ее дружбу. Слова, слова, слова…— Попробую даже твой мед, Безаза, и утолю голод. Но гостеприимство разве на этом кончается? Нет, бананы и кокосовые орехи не одурманят меня своим душистым запахом. Довольно играть в кошки и мышки.Чувствую, гости озадачены. Они научили меня своим приемам: призываю на помощь соседнюю гору Амбихимицинго, гору Беневского. В жизнь коричневого человека постоянно вплетается природа: птицы, хамелеоны, лемуры, деревья, горы, реки. И вот теперь гора Беневского вошла в хижину и зачаровывает собравшихся мальгашей.— Дух Беневского, — говорю им, — по сей день обитает не только на этой горе, о чем прекрасно знают Берандро и Джинаривело, но и на севере, на моей далекой родине. Беневский сперва боролся за наше дело, а потом за ваше, он стал вашим великим королем — ампансакабе и оставил потомкам завещание — книгу. В этой книге он рассказывает о своих друзьях, ваших предках, и особенно расхваливает их гостеприимство. Мой народ очень интересуется вашей историей и послал меня сюда, чтобы я мог рассказать, все ли еще жизнь бецимизараков так достойна, как во времена Беневского. Что я должен им сказать о вашем гостеприимстве? Я приехал к вам с дружески настроенным сердцем и карманами, наполненными подарками. А с чем вы меня принимаете? Сегодня, через столько недель знакомства, вы предлагаете мне рис, кур, бананы, то есть то, что можно всегда достать за деньги. И это все, что может дать ваша дружба? А где же ваш древний, святой мальгашский обычай?!Слова, которые переводит Раяона с французского на мальгашский, обрушиваются на них как удары и затрагивают самые чувствительные струны мальгашской души. Старейшины озабоченно молчат. Только один Безаза осторожно спрашивает:— Скажи нам, чего же ты хочешь?Взгляды всех напряженно устремляются в мою сторону.— Убедительного доказательства, — отвечаю, — что вы нас обоих считаете настоящими друзьями. Нужны поступки, а не слова, даже если они приправлены сладчайшим медом или украшены цветами.Но Безаза с невинным видом упрямо повторяет тот же вопрос:— Скажи ясно, какие поступки тебе нужны?Хитрец думает втянуть меня в западню!..Если я открыто выложу сейчас свои желания — совершу огромную бестактность и нарушу этикет. И я молча перевожу вызывающий взгляд с одного на другого.— Разрешите мне, — подает голос Рамасо, — выяснить некоторые вопросы. Вазаха приехал в нашу деревню несколько недель назад, и мы все ежедневно видим его. Никто не может теперь сомневаться, что вазаха наш настоящий друг. И именно сегодня, когда на наше племя свалились беды, его дружба для нас тем ценнее, что он как писатель может защищать наше дело во всем мире. Разве в этом кто-нибудь сомневается?Все молчат, никто не возражает.— И неумным кажется, — продолжает Рамасо, — недружелюбие тех из нас, кто хмуро смотрит на него.— А имеются ли доказательства такого недружелюбия? — спрашивает Безаза.— Да, вот хотя бы такое: хижина вазахи все еще пустует, до сих пор у него нет подруги…— Может быть, ему не нравятся наши рамату? — замечает какой-то шутник, однако никто не желает слушать насмешника, и все громко протестуют.— Ты, Рамбоа, лучше всех знаешь, где собака зарыта! — восклицает Рамасо. — Ты и твои дружки распеваете по ночам всякий вздор, а девушки верят вашим бредням и боятся вазахи.Не знаю, хорошо ли поступил Рамасо, подняв вопрос о девушках. Я немного смутился. Правда, несколько дней назад учитель мне втолковывал, что необходимо заключить временный союз, воламбите, с какой-нибудь девушкой: мол, это укрепит связь с деревней, но говорить об этом теперь, на таком многочисленном собрании, мне казалось неуместным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65