Она печально покачала головой:
- Их просто больше нет, дорогая. Они больше не существуют - вот и
все.
Я в ужасе уставилась на нее. Выражение ее лица оставалось совершенно
серьезным и сочувствующим. На нем не было и следа притворства или обмана,
в то время как я пыталась осознать это сообщение.
Наконец, немного овладев собой, я воскликнула:
- Но это же невозможно! Где-нибудь должны были сохраниться хотя бы
единицы, иначе... иначе, как же вы умудряетесь, то есть... - Я запуталась
и сконфузилась.
- Конечно, вам это все кажется невероятным, Джейн, - можно я буду вас
так называть? - сказала она. - Но за всю свою долгую жизнь, а мне уже
скоро стукнет восемьдесят, мне не привелось видеть ни одного мужчины,
разве что на старых фотографиях и картинках... Пейте херес, дорогая, вам
будет легче все это выслушивать. Я отчасти понимаю, что вы сейчас
чувствуете. Ведь я изучала историю не только по книгам. Когда мне было лет
шестнадцать-семнадцать, я часто слушала рассказы моей бабушки. Ей было
тогда столько же лет, сколько мне сейчас, но она еще хорошо помнила
времена своей молодости. Я очень легко представляла себе места, о которых
она говорила, но они были частью настолько чуждого мне мира, что не трудно
было понять ее переживания. Когда же она вспоминала юношу, с которым была
когда-то обручена, по ее щекам лились слезы, не только из сожаления о нем,
но и обо всем прошлом мире, в котором она жила, когда была девушкой. Мне
было очень жаль бабушку, но понять ее по-настоящему я не могла. Теперь,
когда я прожила столько лет и начиталась всяких книг, я понимаю ее чувства
немного лучше... А вы, дорогая, - спросила она меня с некоторым
любопытством в голосе, - были ли вы обручены с кем-нибудь, или, может,
даже выходили замуж?
- Да, я была замужем, но только недолго.
Она задумалась на минуту, затем сказала:
- Должно быть, это очень странно - принадлежать кому-то...
- Принадлежать?! - воскликнула я с удивлением.
- Ну, быть у кого-то в подчинении, - сочувственно пояснила она.
Я смотрела на нее широко открытыми глазами.
- Но... но это ведь было совсем не так! - запротестовала я. - Это
было - не, как сказать... - но тут я замолчала, так как слезы уже
навертывались мне на глаза. Чтобы переменить разговор, я спросила: - Но
что же все-таки случилось со всеми мужчинами?
- Они вымерли. Заболели какой-то неизвестной болезнью, и никто не
смог их спасти. В течение года с небольшим не осталось почти ни одного.
- Но после этого все должно было рухнуть?
- Конечно. В основном, так оно и случилось. Было очень плохо.
Наступил голод. Больше всего пострадали промышленные районы. В более
отсталых местностях женщины кое-как справлялись с примитивным сельским
хозяйством, чтобы поддержать свое существование и существование своих
детей, но более крупные предприятия остановились полностью. Не стало
транспорта: кончился бензин; уголь не добывался. Хотя женщин на земле
всегда было больше, чем мужчин, они, в основном, были потребительницами и
покупательницами, поэтому положение было отчаянным, так как женщины почти
ничего не умели делать сами - ведь они всегда вели паразитический образ
жизни, как игрушки, принадлежавшие мужчинам.
Я попробовала протестовать, но Лаура отмахнулась от меня.
- Их нельзя в этом винить, - продолжала она, - ведь это явилось
результатом длительного процесса, начавшегося на юге Франции еще в
одиннадцатом веке. Романтизм родился как изящное и забавное
времяпрепровождение имущих, неработающих классов. Постепенно он проник во
все слои общества, но только в конце девятнадцатого века предприниматели
обнаружили его потенциальные коммерческие возможности, а в двадцатом их
стали, наконец, использовать.
В начале двадцатого века некоторые женщины начали вести полезный,
интересный, творческий образ жизни, но это не устраивало коммерсантов:
женщины были нужны им скорее как потребительницы, чем производительницы.
Тогда романтизм и взяли на вооружение - как средство борьбы с дальнейшим
прогрессом женской самостоятельности и как стимул расширенного
потребления.
Женщинам ни на минуту не давали забыть свой пол, в то время как
всяческие их попытки стать наравне с мужчинами пресекались. Кинуть клич
"Назад к плите!" было бы непопулярной мерой для промышленников и
торговцев, поэтому они придумали новый вид профессии под названием
"домашняя хозяйка". Кухню стали воспевать и всячески совершенствовать
дорогостоящим оборудованием; ее сделали предметом вожделения каждой
женщины, а путь к достижению этого "рая" лежал только через замужество.
Типографии печатали сотни тысяч еженедельных периодических изданий,
которые настойчиво фиксировали внимание женщин на необходимости продать
себя какому-нибудь мужчине, чтобы иметь материальную возможность
заполучить рекламируемый повсюду идеальный домашний очаг, на который потом
можно было бы продолжать тратить деньги.
Целые отрасли промышленности выработали навыки романтического подхода
к покупательницам, что нашло особо яркое отражение в рекламе. Все, что
только женщина могла бы купить, - от предметов одежды до автомобиля, было
окружено романтическим ореолом. Воздух был наполнен томными вздохами и
стонами. Женщины вопили перед микрофонами о своем желании "отдаться" и
"подчиниться", обожать и быть обожаемыми. Больше всех поддерживал эту
пропаганду кинематограф, убеждающий большинство зрителей (а это были
женщины) в том, что нет ничего желаннее на свете, чем слезы счастья на
лице женщины, пассивно лежащей в сильных объятиях романтического героя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20