непристойное пасхальное яйцо.
Яйцо перекатилось на бок.
– Привет, безумный бомбист. Мы делаем упражнения по йогурту. Фэлкон и я собираемся стать буддистами. Что у тебя с ногами?
– Милый мальчик! Входите же.
Мун вошел.
– Почему буддистами? – спросил он.
– Потому что, – ответила Джейн, – мы не хотим возвращаться. Объясните ему, Фэлкон.
Лорд Малквист – в одной рубашке, но, как всегда, элегантный – просматривал пачку конвертов, которую взял с туалетного столика.
– Что происходит? – спросил Мун общо, не надеясь на всеобъемлющий ответ.
– Видите ли, милый мальчик, это не так-то просто объяснить. По-видимому, суть в том, что реинкарнация – общий удел для всех, кроме нескольких избранных, ведущих настолько образцово-бесполезную жизнь, что им дозволено раствориться в нирване. Возможно, я не прав, но миссис Мун только что приняла третью созерцательную позу.
«А эти философы-китаезы те еще умники».
– Я хочу сказать, что вообще происходит?
– Вообще я собираюсь принять ванну. Миссис Мун также хочет принять ванну. Вы, если хотите, тоже можете принять ванну. Я бы перевязал эту руку. Весьма удачно, что вы пишете не ею. Вчерашний дневник у вас с собой? Быть может, прочтете его мне, пока я принимаю ванну… ах да, и еще сегодняшние письма. Буду вам признателен, если вы просмотрите их и сообщите мне, есть ли что-нибудь важное.
– Думаю, я уже достаточно насозерцалась, – сообщила Джейн.
Мун взял у него письма.
– Вы хотите сказать, что все продолжится, как прежде? – спросил он. – Будто ничего не произошло?
– Друг мой, секрет жизни в том и заключается, чтобы продолжать так, будто ничего не произошло.
(– Фэлкон, я больше не хочу созерцать.)
– А вдруг приключится какая-нибудь беда? – с надеждой спросил Мун.
На мгновение он поверил, что недавние перегибы обычно невозможного для него поведения были чем-то, происходящим в мире ежедневно, что можно объяснить, свести к банальности и забыть.
– Да, полагаю, бед не избежать, – ответил лорд Малквист. – Но бед всегда не избежать, и если их сравнить с истинными бедами – возьмем наугад: преследование тибетцев или бесконечный грохот врезающихся друг в друга автомашин, – то они покажутся не слишком значительными. И беды тибетцев – разумеется, если их сравнить с общим ужасом, пронизывающим историю человечества, – тоже не слишком значительны. – Он умолк. – К тому же это был не единственный чертов фламинго на свете. Что в письмах?
(– Дорогой, вы не?…)
– Мистер Мун?
Мун наконец шелохнулся. Он вскрыл письма. Их было четыре. Первое – от сапожника на Сент-Джеймс: он с весьма любезными извинениями и раболепной угодливостью скорее упоминал, чем требовал сумму в сорок три фунта семь шиллингов и четыре пенса, числящуюся в долгах уже три года. Второе и третье – от шляпных дел мастера и портного, расположенных в нескольких ярдах от сапожника, – отличались от первого лишь указанными суммами. («Сговор, милый мальчик. Это уголовное преступление».) Четвертое состояло из единственного листка, к которому были приклеены вырезанные из газет слова, слагающиеся в следующий текст:
...
зоЛото не ВернеТ к жизни и не КУпит Жизнь тебе ГряЗныЙ бесчеловечный ПО Донок АннакРониЗМ должен сгинуть И дать место новой ЭРЕ довоЛьно Пребывать под гНетом Я хочу чтоб тЫ ЗНАЛ ПОЧЕМУ ты умрешЬ
Безликость этого сообщения возмещалась подписью «У. Каттл», по-видимому добавленной в последнюю минуту в знак презрения.
– Каттл? – спросил девятый граф. – Каттл?
(– Пожалуйста, дорогой, я не могу сама расплестись…)
– Каттл?
– Мы сбили его жену, – объяснил Мун. – Он анархист.
– Что?
– Вчера. Это есть в газете: миссис Каттл сбила карета, исчезнувшая с места происшествия.
Девятый граф призадумался.
– Не исчезнувший с места происшествия малквист?
– Нет, милорд, не думаю.
– Я в отчаянии, мистер Мун, я в отчаянии.
Он двинулся к ванной, заметив Джейн:
– Пожалуйста, не надо напрягаться, миледи, это противоречит идеалам буддийской отрешенности.
Дверь ванной закрылась. Джейн заплакала. Мун смотрел в окно.
О'Хара сидел на козлах под дождем. Лошади покорно стояли, подставив ливню спины.
Вдруг Мун увидел, как продавец газет и дворник в ужасе промчались мимо дома: за ними по дороге трусил Ролло, он явно устал и был рад, что вернулся домой. Человек-паук уже вскарабкался на фонарный столб, но, когда его подельники приблизились, передумал и спрыгнул, неловко приземлившись и угодив им под ноги. Троица сплелась в неразбериху газет, шляп, пауков и конечностей. В воздух взлетела метла. Ролло, интерес которого привлекла суматоха, перешел на бег, который был в действительности игривыми прыжками, но троица засомневалась в его намерениях. Они повскакивали и как полоумные бросились по улице, а Ролло повис у них на пятках. О'Хара не шелохнулся.
– Я думаю, ты – законченная свинья.
Мун повернулся к комнате. Он сел на диван рядом с Джейн и осмотрел ее.
– Не можешь расплестись?
– Нет. Не люблю йогурт.
– Ты имеешь в виду йодль, – поправил Мун. – То есть йогу.
– Дорогой, пожалуйста.
Он почувствовал себя подлецом.
– Гай Калигула, – изрек он, – угрожал своей жене пытками, чтобы выяснить, почему она так к нему привязана.
– Я буду с тобой ласковой. Я тебе позволю.
– Как-то ты заперла меня в сарае, – вспомнил он.
– О чем ты говоришь?
– Помнишь сарай? В деревне, когда мы были детьми? – Он посмотрел на нее. – Тот сарай, где ты тогда сняла трусики.
– Не надо гадостей.
– Это была не гадость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51