– Д. Дж. Убоище. Надо бы устроиться в кино.
– В кино нет настоящих пуль, – предупредил Мун.
– В кино они без надобности, – сказал Убоище.
Мун чувствовал себя так, будто разговор – это гиря на веревке, которую ему приходится волочить в одиночку. Он неловко встал и спустился по лестнице, одолевая здоровой ногой по одной ступеньке зараз.
– Ногу поранили? – участливо поинтересовался Убоище.
– Нет, – ответил Мун. – Просто еще не привык к новым шпорам. – Он улыбнулся улыбкой невинного лунатика, которому в психушке поручают всякую мелкую работу. – Порезался.
– Дайте-ка взглянуть.
Мун спустился с лестницы, сел, снял туфлю и размотал платок.
– Выглядит паршиво, – сказал Убоище. – Антисептиком промывали?
– Нет, – ответил Мун. – Думаю, у нас его нету.
– Вы что, о столбняке никогда не слыхали? Пойдемте-ка на кухню.
Они прошли на кухню, где Убоище включил холодную воду.
– Дайте платок. – Убоище намочил его и промыл рану.
Мун облокотился на раковину и скорбно повернул голову к окну.
«Увы, он смертен! Нет, не плачь, девица… счастлив тот, кто обретает покой, когда на его глазах солнце восходит над его садом… О, Петфинч, Петфинч, дом мой и сад души моей, позволь мне упокоиться под твоим дерном там, где упадет эта стрела».
– Ну как?
– Отлично, спасибо.
Холодная вода смягчила боль, охладила и сократила рану. Убоище затянул платок.
– Надо держать в чистоте, понимаете?
– Вы очень добры, мистер Убоище. Довольно-таки непоследовательно с вашей стороны. – Он глупо хихикнул. – Могу я вам что-нибудь предложить? Вы завтракали?
– Что это?
– Простите?
– Вот это. Что это?
– А. Вообще-то это бомба.
Убоище взял ее в руки и приложил к уху.
– Тикает, – сказал он.
– Да.
Убоище осторожно положил бомбу и посмотрел на нее.
– Ваша?
– Да.
– Бомба. Настоящая?
– Да, конечно.
Убоище медленно кивнул.
– Тикает, – сказал он.
Он подошел к Муну и остановился перед ним.
– Вы хотите сказать, – спросил он, – что она рванет?
– Не прямо сейчас, но рванет. Часовой механизм поставлен на максимум, но, с другой стороны, я, если захочу, могу нажать кнопочку – тогда она рванет через десять секунд. Дядя моей жены, дядя Джексон, кое-что знал о бомбах, знал, что часто возникает необходимость бросить ее без предупреждения.
– Бросить?
– Это как подложить, только наоборот.
– Куда?
– Под кровать, например.
– Кому?
– Не знаю, – сказал Мун. – У меня есть список.
Убоище осторожно посмотрел на него:
– У вас на кого-то зуб?
– Нет, – сказал Мун. – Не совсем.
– Тогда зачем вам бомба?
– Потому что, мой дорогой Дж. Б., нам нужен взрыв. Дело не просто в каре, дело в том, чтобы заставить людей осознать, – бам! – чтобы они все пересмотрели, поняли, что где-то жизнь пошла наперекосяк, что все пропорции искажены, – надеюсь, я понятно выражаюсь?
Убоище задумчиво оттянул нижнюю губу.
– Д. Дж., – сказал он. – Долговязый Джон Убоище.
Мун поклонился и хихикнул.
– Вы, что ли, писатель? – Убоище обвел рукой пишущую машинку и разбросанную по столу бумагу.
– А, это просто мой дневник. Вообще-то я историк.
– Правда?
– Да, черт подери, правда! – рявкнул Мун.
– Будьте добры произносить мое имя правильно, – мирно сказал Убоище. – Когда Джейн вернется?
– Не знаю.
– Ее давно нет?
– Всю ночь.
Лицо Убоища перекосилось.
– Джаспер, – процедил он (Мун отметил слово, которое можно процедить). – Я убью этого ублюдка. – Он шарахнул кулаком по столу. – Куда они отправились?
– Это не Джаспер, – сказал Мун, но Д. Дж., видимо, его не расслышал. Он стоял сгорбившись и всем своим видом выражая глубокую скорбь. Он взял себя в руки.
– Мне плевать, – сказал Убоище. – Мне просто плевать. – Он отвернулся.
Мун озабоченно тронул его руку:
– Не уходите.
– Прощайте, – сказал Убоище.
– Куда вы?
– К толпе – надо смешаться с толпой.
– Что вы хотите сказать? – спросил Мун, хотя это показалось ему разумным. – Послушайте, выпейте чаю, позавтракайте. Отведайте свинины с бобами.
– Я больше в жизни видеть не хочу банку свинины с бобами. Клянусь, эта лошадь была заводная. Просто шла и шла, когда я соскользнул с ее задницы, – сказал Убоище.
– Это вы принесли бобы? – спросил Мун.
– Подарок, – ответил Убоище. – Знак любви, принятый на Западе. Скажите ей, пусть съест их. Скажите, я всегда буду ее любить.
Он опять захлюпал носом и вышел из кухни через прихожую и переднюю дверь. Мун наблюдал за ним с огромным состраданием. На улице бледнело утро. Времени оставалось совсем мало.
Он завернул в гостиную и достал из стола свою личную папку. Просмотрел ее, пока не нашел список, который извлек, а все остальное положил на место. Внимательно прочитал список, испытывая все нарастающее сомнение. Дойдя до конца, опять принялся читать с начала, но бросил это дело. Швырнул список в мусорную корзину. Он не знал, что делать. Имена, которые он в то или иное время отобрал с бесстрастностью ученого, теперь обрели плоть и невинность, утратили смысл. Его убеждения не претерпели изменений, но он утратил точку, в которой они сходились.
«Не паникуй».
Мун решил побриться и тем временем все обдумать. Закончив бритье, он понял, что его мысли блуждали где-то не там. «Все нормально».
Он приберет гостиную. Физический труд позволит мозгу спокойно поработать. Он спустился вниз – нога опять заболела, – сдвинул всю мебель на прежнее место и собрал обломки, порезав левую руку осколком бутылки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51