Я тихо лежу в постели и думаю о вселенной с большой долей самообладания.
Льюис.16 апреля
Пришлось уничтожить несколько страниц этого письма, недостойных даже презрения. Жалкие вопли раздавленного червяка; материал, который ни к чему ни тебе, ни мне. Фэнни значительно лучше, надеюсь, что теперь все в порядке. Я тоже поправляюсь, хотя и страдал червячной раздавленностью, что вредно телу, а для души настоящее проклятие.
Льюис. 17 note 161
Друг мой, политика — грязное и путаное дело; я плохо относился к ассенизаторам, но они сияют чистотой рядом с политиками!
Льюис. Четверг, 20 апреля
Общий и прочный прогресс. Фэнни готова к бою и весела; моя персона быстро идет на поправку, и глаза уже высматривают лес, который надо свести, а рука тянется к топору, стосковавшемуся по тяжелой работе.
Льюис. 25 апреля
Сегодня мы ездили до Танунгаманоно, а потом по новым лесным дорожкам. Одна привела нас к очаровательной вырубке, на которой стоят четыре туземных дома; вокруг — таро, ямс и тому подобное, все в превосходном состоянии; и старый Фолау — самоанский еврей — сидел там и насвистывал, довольный своим вновь обретенным и заслуженным благоденствием. Приятно было видеть самоанца, так прочно устроившегося в мире.
Льюис. Воскресенье note 162
Снова божественный день! В мире мертвая тишина, не считая того, что издалека, из лесной деревни внизу, доносится потрескивание деревянного барабанчика, созывающего народ в церковь. Ни один листок не дрогнет; лишь время от времени внезапный и сильный толчок холодного воздуха разбросает мои бумаги, и опять все тихо. Король Самоа отказался от моего посредничества между ним и Матаафой, и я не отрицаю, что для меня это удобный случай избавиться от трудного предприятия, в котором я очень легко мог потерпеть неудачу. Что еще можно сделать для этих неразумных людей?
Льюис. Воскресенье, 4 июня
Вчера, в сказочно прекрасный день, полный солнца и оживления, в 12.30 я сел на лошадь и пустился в путь. Слуга открывает передо мной ворота. «Доброго сна и долгой жизни! Благословение вашей поездке!» — говорит он. А я отвечаю: «Доброго сна, долгой жизни, благословение дому». Итак, вперед по дорожке мимо лимонных деревьев, такой неровной, узкой, извилистой, что почти верится, будто она ведет в Лионесс note 163 и сейчас покажутся голова и плечи забредшего сюда великана. На повороте дороги я встречаю налогового инспектора и веду с ним дипломатическую беседу. Он хочет, чтобы я заплатил ему налог за новый дом; я же слыхал, что не обязан этого делать до будущего года, и мы расстаемся re infecta: он — посулив принести мне постановление, я — уверяя его, что, если обнаружу какие-нибудь поблажки другим, стану самым непокорным налогоплательщиком на острове. Затем я останавливаюсь у обочины поболтать с нашим прежним слугой. Еще дальше мне попадаются двое детей, идущих из города. «Любовь! — говорю я. — Оба вождя шествуют в глубь острова?» И они отвечают: «Любовь! Да!» note 164 На этом интересная церемония заканчивается.

Льюис. Вторник, 6 note 165
Я с восторгом бездельничаю. С запада хлещет дождь; очень необычная погода. Утром я вышел на маленький балкон перед моей комнатой, и вдруг во мне поднялась или обрушилась на меня откуда-то сверху волна чрезвычайного и как будто ни на чем не основанного возбуждения. Я буквально зашатался. И тут же пришло объяснение: я почувствовал себя так, словно душой и телом вновь перенесся в Шотландию, более того, в окрестности Кадландера. Поразительно это повторение ощущений, заключающих в себе целый мир: хижины и торфяной дым, бурлящие коричневые реки, промокшую одежду, и виски, и романтику прошлого, и, наконец, ту невыразимую щемящую боль, которую все это, вместе взятое, вызывает в нашем сердце. А именно в ней и заключается суть, вернее, она лежит в основе всего переживания.
Фэнни. 3 июля
Все только и говорят, только и думают о надвигающейся войне. Президент уехал, главный судья должен уйти в отставку. Мистер Мэйбен — государственный секретарь. Три консула помогают обанкротившемуся правительству вести дела. Туземные кланы note 166, большей частью неохотно, все же прибывают для поддержки Лаупепы. Несколько дней назад Льюис и Пелема note 167 побывали на аванпостах мятежников с целью поглядеть, что там делается. Вооруженные самоанцы охраняют переправу по, дороге на Ваиусу, следующий брод после реки Нгасенгасе. Наших встретили любезно, и они отправились дальше в Ваиалу, в гости к Бедному Белому Человеку note 168. Вернулись они в безумном волнении, сгорая от желания тоже вмешаться в драку. Я вижу, что будет трудной задачей удержать Льюиса; он скоро совсем потеряет голову. После этого мы с Льюисом и Бэллой ездили по той же дороге, и Бэлла делала зарисовки. Мы привлекали такое внимание, что было даже странно. Еще до въезда в Апию нас отовсюду дружески приветствовали; со всех сторон раздавалось «Талофа».
Когда мы приблизились к Ваиусу, Льюис велел ехать как можно быстрее, чтобы нас не остановили. Я сказала: «Тогда поезжай вперед, а я за тобой». Но я не собиралась мчаться по городу. Во-первых (и это главное), у меня был приступ радикулита, обострившегося от внезапного скачка моей лошади; во-вторых, я испытывала какое-то ребячливое отвращение к тому, чтобы обнаружить перед потенциальным врагом признаки беспокойства. И в результате нам обоим пришлось терпеть унижение. В центре города есть небольшой мост. Перед самым мостом моя негодная лошадь остановилась как вкопанная и начала дрожать и подгибать колени. Не знаю, притворялась она, что боится, или это было началом припадка, которым она подвержена. Во всяком случае я не могла заставить ее двинуться с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93