— Странно, — сказала я.
— Нет, мадам, — отозвался Лафаэле, — это правильно. Гром нет. Теперь приходи война. Гром нет. Черти подерись на небо. Теперь война приходи быстро.
Один из наших работников был очевидцем военных знамений. В деревне Фангалуа несколько человек заседали на совете в жилище женщины-вождя, как вдруг из-за дома выскочил угорь. Кто-то хотел поймать его, но другие закричали: «Не трогай! Он без головы!» Все в ужасе отшатнулись и наблюдали за тем, как угорь вернулся в воду, и, гляди-ка, голова была на месте, как положено.
Бэлла сегодня ездила купаться по приглашению Мэри Хэмилтон. Там было много молодых местных женщин, и все удивлялись и радовались тому, что Бэлла плавает не хуже них самих. Лаулии спросила, не полукровка ли она, иначе почему она такая смуглая? Они наказали ей передать, как они все мне благодарны. До нашего приезда самоанки, вышедшие замуж за белых, одевались по-европейски, если хотели быть принятыми в приличном обществе. К их удивлению и радости, я и все остальные женщины в нашем доме стали ходить в самоанской одежде. Но вершиной было, по-видимому, мое появление в обществе на рождество в очень красивом черном шелковом холаку с вышивкой на рукавах и кокетке. После этого мужья сняли табу, и теперь многие здешние леди завели нарядные шелковые платья, сшитые в изящной местной манере. Корсеты должны быть пыткой для бедняжек, и большинство самоанок из-за этого варварского европейского обычая становятся лишь нескладными и неуклюжими.
Мэри Хэмилтон рассказывает, что однажды она вышла в Сиднее на улицу в туземном платье и за ней увязалась целая толпа мальчишек с криками: «Эй, глядите, тетенька в ночной рубашке». Но холаку всего-навсего старомодный сак, который весьма кстати был распространен в Англии в те времена, когда в Южные моря прибыли первые миссионеры. В нем просторно и прохладно, он придает изящество и поэтому так пришелся по душе островитянкам, что стал традиционной одеждой во всей южной части Тихого океана. Я очень рада, что невзначай совершила доброе дело note 124.
Бэлла получила записку от Кьюсэк-Смитов с просьбой одолжить им какую-нибудь пьесу для любительского спектакля, причем, объясняя, почему не предлагают ей участвовать, они не пожалели труда и перечислили все причины, по которым Бэлла могла бы отказаться. Мне кажется, тактичнее было бы дать ей возможность сделать это самой. Из их поведения теперь и во время прошлого спектакля ясно, что они не хотят ее участия, и это странно, поскольку она играет много лучше остальных и спектакль имел бы верный успех. Может быть, миссис Кьюсэк-Смит боится, что Бэлла захочет лучшую роль, которую она всегда берет себе?
Фэнни. 12 note 125
Все утро сажала кофе и простудилась. Ветрено, дождь, барометр падает. Что ж, я приготовилась как могла. Все защитные ставни второго этажа покрашены, но те, что внизу, я не могла поднять, к тому же, чтобы добраться до их верхней части, мне понадобится лестница. Надо как-то изловчиться и сделать это поскорее, иначе они покоробятся. Джо пошел прилечь, оставив людей готовить корзинки с землей под семена какао, которые мы ожидаем послезавтра. Капитан Хуфнагель говорит, что у него для нас масса хлебных деревьев, если только фирма разрешит отдать их. Несколько дней назад я послала Талоло и Лауило за большими саженцами хлебных деревьев в лес. Они вернулись с пятью красавцами. После того как деревья благополучно посадили, Лауило поведал, что они выкопаны в одном самоанском саду, где не было никого, кроме старухи, сторожившей владения.
— Старуха много кричи, — сказал Лауило. — Она сильно злой. Но мы не слушай.
Мэри Хэмилтон обещала сходить к хозяевам сада и договориться, как возместить этот ущерб.
Сегодня вечером Льюис собирается начать занятия с теми из слуг, которые захотят учиться. Лафаэле и Лауило рвутся больше всех. Прибыло несколько несложных альбомов с картинками и хорошей бумагой для копирования. Они теперь у Талоло. У него большой вкус к рисованию, и он в восторге от подарка. Так стемнело, что почти нельзя писать.
Фэнни. 19 февраля
Много всего произошло с тех пор, как я записывала в последний раз. Ллойда, который, казалось, совсем выдохся, мы отправили в Сан-Франциско. Не успел он уехать, как, к моей большой печали, издохли его конь Макфэрлэйн и мой маленький Гарольд. Сначала Макфэрлэйн, за ним Гарольд. С последним рейсом «Арчера» с Абаианга note 126 приехали капитан Тирни и Лиззи, его жена. Они несколько раз были у нас. Все влюбились в Тирни. В последний свой приезд на прощание он заставил всю нашу семью усесться на веранде, чтобы унести в памяти общий портрет.
У нас теперь служит чернокожий паренек, по имени Аррик, которого мы наняли у немецкой фирмы note 127. Мы надеемся обучить его стирке. У него добродушная, сияющая черная физиономия, блестящие глаза и белые зубы. Джо прозвал его Эмблемой Чистоты, что сокращенно превратилось в «Эмблему».
Сегодня после обеда Льюис что-то читал вслух, как вдруг его внимание привлек темнокожий человек, стоящий на лужайке под проливным холодным дождем. На вопрос: «Что ему нужно?» — он ответил: «Остаться здесь». Мы позвали его на веранду и стали расспрашивать дальше. Выходило так, что это беглец, который некоторое время скрывался в лесу. Там его нашел мясник Дайнс и взял к себе, а теперь он удрал от Дайнса. Бродя по лесу, он, по его словам, встретил еще одного сбежавшего работника фирмы.
— Где же он? — спросили мы.
— Прячется за садом у калитки, — такова была суть ответа.
Привели второго. Тот оказался чернокожим юношей дерзкого вида, но страшно напуганным. Странно было видеть, как нос на коричневом лице первого побелел от волнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93