Ветер по-прежнему устойчиво дул с востока, но в подветренной стороне собрался обширный и грозный массив туч и тумана. Мог начаться ураган. Я не рискнул оказаться отрезанным от работы и, покинув Бэллу, тут же повернул назад в Ваилиму. Весь следующий день — вчера — бушевал ветер. Вставили защитные ставни. Я сидел у себя при лампе и писал — целых десять страниц, с вашего разрешения, семь из них — конспект, и среди этих семи большая часть добыта не менее чем из семи разных и противоречивых источников. В общем потрудился на славу. Днем, часа в два, примерно в шестидесяти шагах от дома упало огромное дерево, а чуть погодя и второе. После чего мы послали ребят с топорами срубить третье, стоявшее слишком близко к дому и гнувшееся, точно удилище… Буря продолжалась всю ночь; поутру веранда была до половины завалена ветвями, сорванными с деревьев в лесу. Около шести пронесся последний бешеный шквал; дождь, как густой белый дым, со скоростью пули залпами мчался мимо дома со странным резким свистом, какой я до сих пор слышал только на море и привык считать чисто морским явлением. С тех пор ветер стал слабее и налетает редкими шквалами, но дождь почти не прекращается. Для лошадей наша дорога непроходима. Говорят, что затонула шхуна и разрушено несколько туземных построек в Апии, где Бэлла до сих пор в плену. Счастье, что я вернулся, пока было можно! Но главная удача вот в чем: погибло много хлебных деревьев и бананов; если это коснулось всех островов, неизбежен голод; и, следовательно, кто бы ни раздувал угли, война невозможна. Ты спросишь: неужели я предпочитаю голод войне? Не всегда, но сейчас определенно. Я уверен, что самоанцы не хотят войны, уверен, что война не принесет выгоды никому, кроме белых чиновников, и я убежден, что мы легко справимся с голодом, во всяком случае это вполне осуществимо. А у нашей администрации была бы полная возможность искупить свои прежние ошибки.
Льюис. 2 января
Проснувшись поутру, я обнаружил, что буря совсем улеглась. Небо грязно-серое; даже на востоке никаких красок. Подо мной склоны, окутанные прядями тумана, синего, как дым; даже на самых высоких деревьях ни один листочек не дрогнет. Только видно, как внизу, за три мили отсюда, пеной рассыпаются одинокие волны, ударяясь о рифы, и слышно, как нарастает их объединенный рев. Он все усиливается, и теперь, в час дня, напоминает шум оживленной улицы под окном.
Фэнни. 2 января
К вечеру прогремел гром. Значит, буря кончилась.
Фэнни. 3 января
Ветер и дождь порывами, но не хуже. Решено, что Ллойд должен отдохнуть, и он едет в Сан-Франциско.
Фэнни. 4 января
С утра расчищали дорогу и после обеда послали за Бэллой. Джо сажает какао. Вечером мне вдруг сообщают, что паренек с Фиджи (он сейчас работает на кухне, но, когда требуется, помогает на посадках какао) и Сими харкают кровью. У фиджийца, по-моему, пневмония, а у Сими, который слегка сутулится и говорит сдавленным голосом (по-моему, это плохие признаки), должно быть, лопнул небольшой сосуд. Я ужасно рассердилась, узнав, что еще прошлым вечером прачка забрала у обоих одеяла, чтобы на них гладить, и не вернула до сих пор. И вот бедняги, оба больные, провели эту по-настоящему холодную ночь, не имея даже нитки, чтобы прикрыться, так как их лавалава совершенно промокли под дождем. Фиджийца я не нашла, но Сими сам пришел за помощью, по-видимому порядком встревоженный. Он, кажется, решил, что его считают умирающим, когда услыхал, что мы расспрашивали о симптомах его болезни. Льюис, простукав и выслушав легкие Сими, нашел место, где звук был глуше, и поставил туда банку. Сими, отчасти с подлинным, отчасти с наигранным ужасом, опустился на пол, прислонясь спиной к каким-то кирпичам и корзинкам для рассады какао. К этому времени вокруг собралась вся наша семья и большинство туземцев, что еще усилило его панику. Принесли зажженную свечу и показали Талоло, как обращаться с банкой, потому что мы хотели, чтобы Сими еще подержал ее, когда вернется к себе. Но надо было поглядеть на Сими, когда он обнаружил, что банка наполовину заполнилась его телом. Все расхохотались, а Сими еле слышно пробормотал что-то. В переводе оно могло означать: «Вам-то хорошо, а как я теперь избавлюсь от этой штуки?»
— Тебе ведь не больно, Сими? — спросил Льюис.
Это настоящая медицинская банка с выпуклым дном и каучуковой грушей для откачивания воздуха. Однако Сими, косясь на нее с таким видом, точно это ядовитая змея, заявил, что боль ужасная. Тогда банку сняли и для обучения Талоло стали ставить ее на грудь всем прочим, к их великому удовольствию. Затем банку снова поставили Сими, который при этом так обмяк, что под его тяжестью посыпались кирпичи. В конце концов вся компания, подхватив Сими, потащила его в постель, крича, смеясь и приплясывая на ходу.
Фэнни. 5 января
Весь день собирала Ллойда в дорогу. Льюис ездил в город и вернулся без лошади; она исчезла, когда стояла на привязи перед домом Хаггарда. Кстати, Хаггард вернулся. Талоло принял в подарок своей семье лошадь Генри, причем я постаралась внушить ему, что, если лошадь появится здесь снова, она будет тут же пристрелена. Семья Талоло довольна, а мы вздохнули свободно.
Фэнни. 6 января
Продолжались сборы. Джо сажал какао. Льюис поехал в Апию и Ллойд тоже, но с ночевкой, чтобы быть уже на месте, когда утром придет почтовый катер. Льюис вернулся на лошади Мэри Хэмилтон note 121, потеряв на этот раз мою. Я послала ребят при лунном свете искать моего Гарольда, и они, торжествуя, привели его. «Консульская лошадь — хорошая лошадь», — говорит Талоло.
Фэнни. 7 января
Утром чувствовала такую слабость, что Бэлла одна отправилась провожать Ллойда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93