— Это был Йорк, а потом я.— Тут же после первого раза кто-то спустился по лестнице. Я услышал шаги, потом какой-то чудной звук, вроде бы тихонько так закашляли, потом все затихло. Не возьму в толк, что это было.— Пожалуй, годится, только надо узнать, кого там носило. Да, учти, пока тебя не спросят — ни слова. Понял?— Конечно, Майк. Господи, и откуда такая напасть? Теперь меня вышвырнут, — он уронил голову на руки. — Что я буду делать?— Что-нибудь придумаем. Если ты чувствуешь себя нормально, лучше оденься. Машина Йорка все еще в городе, и, когда копы с ней закончат, тебе придется пригнать ее домой.Я подал ему кофе, и он благодарно выпил его. Когда он закончил, я забрал чашку и пошел на кухню. Там я застал Харви, вытиравшего глаза платком.Он увидел меня и шмыгнул носом.— Какой ужас, сэр! Мисс Мэлком только что мне сказала. Кто мог сделать такое?— Не знаю, Харви. Кто бы ни сделал, он за это заплатит. Слушайте, я хочу лечь. Когда приедет полиция, разбудите меня, ладно?— Конечно, сэр. Хотите поесть?— Нет, спасибо. Попозже.Я стороной обошел гостиную и поднялся по лестнице, чуть не падая с ног. Скомканное одеяло лежало там, куда я его отбросил, в ногах кровати. Я даже не потрудился снять ботинки. Опустил голову на подушку и сразу все мне стало безразлично — пускай дом хоть совсем сгорит, лишь бы не будили.Приезжала и уехала полиция. Голоса доносились до меня сквозь пелену, как невнятное бормотание. Голоса настаивали, протестовали, возмущались. Сердитый высокий женский голос и более сдержанный мужской, поддерживающий ее. Похоже, никого не интересовал я, и я не противился, когда пелена обернула меня серым саваном, заглушившим все звуки и мысли.Меня разбудила музыка. Страшная буря музыки, которая сотрясала дом, как ураган, пронзительно вскрикивая в дивной муке. Никогда я не слышал такой музыки. Я слушал изумленный. Еще секунду-другую гремела песнь ярости, потом она сникла, зазвучав траурным напевом смерти. Ни один такт, ни одна тема не повторялись.Я выскользнул из постели и открыл дверь, приняв на себя всю мощь звуков. Казалось непостижимым, что пианино способно поведать такую историю, как эта.Он сидел за инструментом — маленькая, вызывающая жалость фигурка в голубом купальном халате. Его голова была откинута назад, глаза крепко зажмурены, словно от боли, а пальцы выколачивали из клавишей ноты страдания и боли.Он мучил себя. Я присел рядом.— Растон, не надо!Он резко оборвал игру и уронил голову на грудь. Критики, объявившие его гением, были правы. Если бы они слышали его новый концерт!— Нужно относиться к этому спокойней, малыш. Вспомни, что я тебе говорил.— Знаю, Майк, я постараюсь. Просто я все время думаю о папе.— Он много для тебя значил, правда?— Больше всего на свете. Он столькому меня научил — музыке, искусству... Вещам, на которые у людей уходит так много времени. Такого чудесного папы еще ни у кого не было.Я молча подвел его к большому креслу у камина и присел на подлокотник рядом с ним.— Растон, — начал я, — твоего отца больше нет, но он наверняка не хотел бы, чтобы ты горевал. Я думаю, он предпочел бы, чтобы ты продолжал заниматься всем, чему он тебя учил, и стал таким, каким ему хотелось.— Я буду таким, Майк, — сказал он. Его голос звучал бесцветно, но в нем чувствовалась убежденность. — Папа хотел, чтобы я превзошел других во всем. Он часто говорил мне, что ни одному человеку не хватит жизни для достижения всего, на что он способен: слишком долго нужно овладевать основами. Потому-то он и хотел научить меня всему с самого детства. Тогда, став доктором или, может, ученым, я как бы обгоню себя.Разговаривая, он оживился. Пусть выговорится, подумал я, это единственный способ сбросить с себя тяжесть.— Ты молодчина, парень. Держу пари, он тобой гордился.— О, да. Если бы только он успел прочитать свой доклад.— Какой доклад?— На симпозиуме ученых. Они встречаются каждые пять лет и назначают победителя президентом на один срок. Ему сильно этого хотелось. Он готовил доклад обо мне.— Понятно, — сказал я. — Может быть, мисс Грэйндж прочтет доклад вместо него.Этого не следовало говорить. Он поднял на меня несчастный взгляд.— Вряд ли, ведь ее ищет полиция.— Кто тебе наболтал об этом, малыш? — опешил я.— Утром сюда приезжала полиция. Тот здоровенный заставил нас всех рассказать, где мы были ночью и вообще. Потом он сказал нам про мисс Грэйндж.— А что с ней?— Ее машину нашли в реке. Они думают, что она утонула.Будь у меня под рукой кирпич, я бы запустил его в окно.— Харви! — заорал я. — Эй, Харви!Тот примчался бегом.— Кажется, я просил разбудить меня, когда приедет полиция. Так какого черта вы этого не сделали?— Да, сэр, я хотел, но мистер Дилвик посоветовал дать вам выспаться. Прошу прощения, сэр, это был скорее приказ, чем пожелание.Вот как. Ну и поквитаюсь я с этой жирной мордой.— Где все?— После того, как полиция сняла с них показания, он приказал разъезжаться по домам. Мисс Мэлком и Паркс отправились за машиной мистера Йорка. Сержант Прайс просил передать вам, что сегодня вечером он будет в управлении и хотел бы повидать вас.— Хорошо, хоть кому-то я понадобился, — пробормотал я и повернулся к Растону: — Мне нужно ехать, сынок. Может, ты побудешь у себя в комнате до приезда Рокси... то есть мисс Мэлком? Идет?— Хорошо, Майк. Почему ты назвал ее Рокси?— Я всем придумываю прозвища.— Для меня ты тоже придумал? — спросил он, а в глазах его плясали искорки.— А как же.— Какое?— Сэр Ланселот. Он был храбрейшим из храбрых.Выходя из комнаты, я слышал, как он тихо повторял:— Сэр Ланселот, храбрейший из храбрых...В начале девятого я добрался до низкого каменного здания, стоявшего неподалеку от шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62