Может, ему до смерти хотелось иметь наследника.— Я думал об этом, Пат, но здесь не сходится одно. Если бы он затеял подмену, то, при его познаниях в генетике, наверняка подыскал бы ребенка с более благоприятной наследственностью, тебе не кажется?— Да, если подмену совершил он сам. Но если он положился на кого-то другого... медсестру, например, над выбором могли особенно не затрудняться.— Но сестра утверждала...— Йорк был очень богат, Майк.— Ясно. Но надо учесть и другое. Мэллори — жулик. Когда умер его ребенок, он мог смекнуть, какие возможности ему светят, если он поднимет шум и вцепится в Йорка. Мэллори рассчитывал, что тот крупно раскошелится, лишь бы погасить такую рекламу. Как тебе этот вариант?— Неплохо, Майк, очень неплохо. А сам-то ты в какую версию веришь?Я вспомнил лицо Йорка в тот момент, когда он услышал имя Мэллори. Страх, абсолютный страх и еще ненависть. Твердокаменный Йорк. Он не уступил бы ни дюйма, если бы Мэллори пустил в ход какой-нибудь заурядный шантаж. Как раз он-то и обратился бы в полицию.— Ребенка подменили, Пат.— Это приводит нас к Мэллори.Я кивнул.— Должно быть, он долго ждал подходящего случая. Дождался, пока парнишка стал для Йорка и публики дороже золота, и тогда сцапал его. Только он недооценил мальчугана и провалил дело. Когда Йорк бросился к Грэйндж, Мэллори поехал за ним и раскроил ему череп, опасаясь, что тот догадается, кто приложил руку к похищению.— Ты пробовал выяснить происхождение топорика?— Нет, такой можно купить в любой посудной лавке, к тому же он далеко не новый. Отыскать его след почти невозможно, нет смысла возиться. Прайс займется этим, но я, откровенно говоря, считаю это пустым делом. Зачем вырвали лист в сайдонской библиотеке — вот чего я никак не могу взять в толк. Ведь так даже времени много не выиграешь.— Это должно иметь какое-то значение.— Ничего, докопаемся. Не посмотришь ли для меня что-нибудь о Мэллори по картотеке? Как ты считаешь, есть у вас что-нибудь?— Должно быть, Майк. Поехали в управление. Если его хоть раз задерживали, он у нас зарегистрирован.— Порядок.Мы удачно поймали такси, стоявшее перед светофором на углу Пятой и Сорок второй. Пат дал водителю адрес и откинулся на спинку сидения. Через пятнадцать минут мы вышли перед старомодным зданием из красного кирпича и поднялись на второй этаж. Я ждал в офисе, пока Пат не вернулся с папкой под мышкой. Он расчистил стол взмахом руки и вытряхнул содержимое папки на стол.Пачку бумаг скреплял металлический зажим. Досье было не толстым. На первой странице под отпечатанным на машинке именем Херрона Мэллори сообщались данные о нем и его первом аресте. Родился в 1907 году в Нью-Йорке от русско-ирландских родителей. В возрасте двадцати лет обвинен в вождении машины без прав. Это было начало. Он поднялся до торговли спиртным, воровал по мелочам, подозревался в налете на склад конкурента, сопровождавшимся убийством, и в вооруженном грабеже. Уйма обвинений и красивый перечень приостановленных дел, а внизу страницы лаконичное: “Осужден не был”. У этого паршивца имелся либо хороший адвокат, либо влиятельные друзья. На последней странице красовалось его фото, в фас и профиль, темноволосого, довольно худощавого типа с глазками и ртом, в которых от рождения поселилась глумливая ухмылка.Я поднес снимок к свету, желая получше рассмотреть, однако, как я его ни поворачивал, лицо ничего мне не говорило. Пат спросил:— Ну?— Пустой номер. Или я никогда его не видел, или он здорово изменился с возрастом. Я этого типа не знаю.Он протянул машинописный рапорт, который не пошел дальше полицейской канцелярии. Я прочел его. Он представлял собой изложение жалобы Мэллори, который обвинял Йорка в похищении его ребенка. Кем бы ни был Мэллори, в его заявлении слышалась нотка искренности. В деле также имелась написанная на бланке больницы от руки объяснительная записка старшей медсестры Риты Кэмбелл, коротко отвергавшей обвинение, как абсолютно ложное. Заявление Риты Кэмбелл звучало достаточно агрессивно и уверенно, чтобы убедить любого: Мэллори порет чушь.Красивые дела. Я никогда не участвовал в таких делах, но абсолютно знаю, что для работников больницы родитель — попросту никто. Новорожденного он видит минуты две, притом через стеклянное окошечко в двери и не больше одного раза. Конечно, и за это время можно узнать своего ребенка, но все младенцы выглядят в общем одинаково. Однако для медсестры, которая фактически распоряжается всей жизнью ребенка, каждый из них имеет свое лицо. Вряд ли она ошибется... разве что ей заплатят за ошибку. Черт побери, можно допустить и такое — если не знать медсестер. Они подчиняются такому же жесткому кодексу этики, как врачи. Женщина, посвятившая свою жизнь этой профессии, вряд ли относится к типу тех, кого легко можно соблазнить видом долларов.Черт, я совсем запутался. Сначала я был уверен, что произошла подмена, теперь уверенности поубавилось. Пат заметил мои колебания. Он и сам думал о том же.— Ну вот, Майк. Больше я ничего не сумею сделать, потому что это вне моей компетенции. Но если я могу хоть как-нибудь помочь тебе, только скажи.— Спасибо, малыш. В общем-то не имеет особого значения, была подмена или нет. Где-то в этой истории фигурирует Мэллори. Чтобы продвинуться хоть на шаг, мне придется найти или Мэллори, или Грэйндж, но не спрашивай — как. Если она попадется Прайсу, у меня будет шанс поговорить с ней, но если Дилвик его обскачет, я получу от ворот поворот.У Пата был кислый вид.— Дилвику место в тюрьме.— Дилвику место в могиле. Он сволочь.— И все же он представляет закон, а тебе понятно, что это означает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62