Постепенно активнее становился Энкиду. Его дубина двигалась
почти не останавливаясь. Широко расставляя ноги, уверенно
разворачиваясь навстречу тнцующему Гильгамешу, он начинал
теснить его. Зрители, переживавшие за своего Большого, ощутили
что-то неладное. Они беспокойно загалдели, недоумевая, как им
поступить. И в этот момент раздалось:
- Крак!
Шест Гильгамеша, переломленный почти у его рук, врезался в стену
храма Ишхары, отбив изрядный кусок штукатурки. Сам Большой, не
удержавшись на ногах, рухнул на четвереньки, подставляя свой бок
под удар страшной палицы мохнатого Энкиду.
Но тот остановился. Тяжело дыша, опустил оружие. Склонив к плечу
голову, протянул Большому руку и помог подняться на ноги. Урукцы
замерли, ожидая, что будет дальше.
- Как замечательно ты дерешься! - широко улыбнулся
Энкиду.- Я целый день подбирал дубину себе под руку, ты же
схватил первый попавшийся шест и гонял меня, как пастух
быка!
Гнев полыхал внутри Гильгамеша, но слова, улыбка Энкиду не
давали ему вырваться наружу. Подобно горожанам, Правитель,
раскрыв рот, смотрел на соперника.
- Когда я шел сюда, то говорил себе: "Пусть вызовут
хоть тридцать богатырей - со всеми буду сражаться, всех
осилю!" И не думал, что встречу такого Могучего!
Большой закрыл рот.
- Ты... Кто ты такой?
- Я - Энкиду, я человек из степей. Я жил там среди
зверья, знал язык животных, человеческого же - нет. Твой
охотник и твоя блудница научили меня людской пище, питью, жизни.
Теперь я не дикий, теперь звери от меня бегут, зато люди смотрят
с удивлением и радостью. Вот так! - Энкиду, довольно улыбаясь,
провел рукой по куску ткани, служившему ему юбкой.- Я каждый
день купаюсь, меня умастили маслом, а разговариваю, как видишь,
не хуже твоего.
Гильгамеш не мог сдержать улыбки.
- Но почему ты сражался со мной?
- Тебя одного такого произвела на свет мудрая Нинсун.
Главой и силой ты всех выше, и сердца людские на тебя не
нарадуются. Но всем страшно твое буйство: оно непомерно, оно
ужаснее урагана, который напускает Энлиль! . .- Здравый,
как здрава сама природа, Энкиду говорил старательно, стремясь не
забыть ловкие обороты речи, услышанные от Шамхат. Они мнились
ему и красивыми, и убедительными, он гордился тем, что говорит
ладно, но в душе недоумевал: отчего такие слова не приходили на
ум самому Гильгамешу? - ... Отца оставил без сына,
мать - без дочери. Где же видано, чтобы столько Лун мужчина не
знал женщину! Гильгамеш, Большой, Слава Урука, усмири свое
сердце, глянь, сколько людей ходят под твоей рукой! Вспомни, что
ты - пастырь, овчар, что ты должен заботиться об овцах, а не
гнать их куда глаза глядят!
Сквозь гнев и удивление в Гильгамеше пробивалось воспоминание,
вначале смутное, потом все более уверенное. Разговор в храме
матушки, слова и улыбка жрицы. Неужели так скоро? Он уже не
слушал Энкиду, он во все глаза разглядывал сюрприз, поднесенный
ему богами. Хотя вокруг Урука простирался ровный бескрайний мир,
раньше Гильгамешу казалось, что с появлением второго Большого
ему станет тесно. Но вот пришел Второй - и, удивительно, даже
сражаясь они не мешали друг другу. "Что же я
гневался? - недоумевал Хозяин Урука.- Ведь поединок наш
был радостью, ведь мы испытали друг друга и восхитились,
обнаружив равного себе. А равный - не соперник,
равный - друг! . . Как странно! Значит Нинсун говорила
мне о нем! Вот он, лев, о котором я мечтал. Клянусь Энки - он и
правда лев!"
- Как это хорошо! - перебил Гильгамеш все увещевавшего
его Энкиду.- Ты странно выглядишь, но мое сердце тянется к
тебе.- Решившись, как всегда, разом и окончательно, он
вскричал.- Сделанный Энки, Могучий, я хочу, чтобы ты стал
мне братом!
- Братом? - теперь уже не было предела изумлению
мохнатого богатыря.
Где-то негромко взвизгнула и захлопала в ладоши Шамхат. Уже
изрядно сгустившаяся вокруг них толпа
загудела.- Непременно братом! Я хочу, чтобы рядом со мной
был такой человек. Идем, Энкиду, брат, к матушке, к мудрой
Нинсун. Нужно, чтобы она увидела тебя, поговорила... Идем же,
идем!
Схватив Энкиду за плечи, Гильгамеш повлек его сквозь толпу.
Расступаясь перед героями, урукцы дали волю неизвестно откуда
взявшейся радости. Поединок, примирение, восторженные
слова - все это откликнулось в их душах детской уверенностью,
что ОТНЫНЕ ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. Как дети они подпрыгивали,
воздев руки к небесам, как дети падали ниц, стараясь коснуться
губами ног богатырей. Распевали все, что приходило на ум,- и в
священные песнопения об Энлиле, Ану, Инанне вплеталось новое
имя. А Гильгамеш тащил Энкиду в Кулабу и захлебывался от
переполнявших его чувств.
3. АГА КИШСКИЙ.
Когда любопытство и ревность смешиваются, получается одна из
самых мучительных, неодолимых страстей на свете. Одно
подхлестывает другое, они растут как на дрожжах, пожирая друг
друга и превращая своего хозяина в совершенно новое
существо.
Именно это произошло с Агой, сыном Эн-Менбарагеси. Владыка
Киша, могучего, надменного, огражденного стенами города, мнил
себя первым героем в землях черноголовых. При Эн-Менбарагеси,
при Аге глава Киша вознеслась так высоко, что шумеры
прислушивались к любому слову, доносящемуся из-за врат кишского
храма Энлиля. Ага ходил за славой на север, вдоль непокорных вод
стремительного Тигра, ходил на восход, в горы восточных
бормотал, в страну Аншан. Он привозил в Киш добычу, приводил
красивых пленниц, благословение богов и молву, превозносившую
его достоинства. Героев, составлявших дружину Аги, знали чуть ли
не по именам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61