— Вы чем-то озабочены, Тони? — замечает Глория. — Может, немного завидуете? Мне удалось поймать такой великолепный экземпляр, а вам нет?
Мысленно двигаю себе ногой в зад и силюсь улыбнуться.
— Да, Глория, наверное, так и есть!
Она встает передо мной и совсем не по-дружески начинает покрывать поцелуями мое лицо и шею.
— А мы скажем, что именно вам удалось загарпунить эту рыбину, дорогой.
— Ни в коем случае! У меня нет привычки снимать сливки с чужого молока!
— Тони! Не спорьте! — смеется мисс Виктис. — Вы мой герой! И должны им оставаться при любых обстоятельствах.
Ах эти женщины, клянусь!
Глава 6
Грехов за мной много, но хлебать из чужих стаканов, как говорят в Савойе, не люблю. Разыгрывать из себя Тартарена, потрясать добычей, не мной пойманной, ниже моих моральных устоев.
Все, что я могу сделать, — помочь Глории дотащить ее улов до дворца судовладельца. По дороге машинально продолжаю думать о своем.
Например, меня интересует, давно ли «мой» труп лежит на дне океана.
Судя по толстому слою водорослей и кораллов, послуживших ему саркофагом, давно. Но чтобы дать более точный ответ, необходим специалист. Я так думаю, речь может идти о сведении счетов между контрабандистами. Тихий океан набит ими. Галапагосские острова кишат всякими торгашами и бандитами, промышляющими в Южной Америке.
Но стоит ли делиться новостью с Окакисом? Вот в чем вопрос, как сказал бы Шекспир, цитируя самого себя.
Так я терзаю себя догадками и сомнениями, пока мы с триумфом не появляемся на парадной площадке перед дворцом. Свежий улов и шампанское, как писал когда-то чревоугодник Пьер Гурманн. Он бы так вкратце и изложил нынешнюю ситуацию. То есть мы, значит, приносим свежий улов, а господа и дамы уже вкушают шампанское в душистой тени окакисовского рая. Клянусь, этот грек сумел воссоздать Олимп!
Между тем на гидроплане прибыли новые гости. Окакис как раз заканчивает церемонию представления. Я имею честь непосредственно пожать пять Сальвадору Маразмелло, бывшему диктатору с Берега Берцовой Кости; королеве Педоке из крошечного государства Бью-бегги, утонувшего в Атлантическом океане после землетрясения; толстухе, чей зоб не удается закрыть даже двадцатью двумя рядами огромных жемчужных бус, и, наконец, пожимаю двумя руками одновременно протянутые пятерни господ Берри и Носси из банковского дома «Жесткая валюта».
Я уже собираюсь отчалить, но не тут-то было, поскольку Окакис подводит меня к еще одному столу.
— А вот два ваших соотечественника, мой дорогой друг, — любезно произносит владелец танкерного флота. — Профессор В. Кюветт из Центра научной обработки околонаучных разработок наукообразных исследований и его верный помощник Верзиль.
Я приветствую профессора, поскольку его имя мне знакомо. По-моему, именно он открыл и придумал много интересного, а главное, полезного, например, дырокол для сыра, трубку с двумя чашечками для табака, дезодорант для слонов, жевательную резинку с никотином, позволяющую некурящим вдоволь отравиться, кофейную чашку для левшей, штопор обратного действия, карниз для вертикальных занавесок и машинку для чистки артишоков. Это принесло ему неслыханную славу. Кроме того, профессор получил награды и звания, в том числе розетку для включения в сеть ордена Почетного легиона, а ныне носит новую награду — Детей Марии (его мать была Марией). Кюветт маленького роста, лысый, сильно смахивает цветом лица на кабачок цуккини.
Отдав должное профессору, я поворачиваюсь к его верному соратнику, и тут, мужики, на меня наваливается столбняк! Человек крупной наружности, весь из себя в белом костюме, стоящий передо мной, вылитая копия Берюрье. Двойник! Одно лицо! То ли они оба от одного пэра, то ли от одного мэра! Наманикюренный, побритый, причесанный, набриолиненный, напудренный, воспитанный, с манерами и прочее, но Берю! Отпад! Потрясающее сходство!
На помощнике ученого большие очки-велосипед с затемненными стеклами и дужкой шириной с бампер автомобиля. На массивную голову напялена легкая шляпа желтоватого цвета, украшенная лиловой лентой. Белая шелковая рубашка с безукоризненными манжетами придает ему очень важный вид.
Рука расслабленная, мягкая, что очень отличается от лап костолома Берюрье — того, настоящего.
Мы выказываем обоюдную радость от знакомства. Голос также не похож на рык моего Берю — глотка скорее работает в высокой тональности, во всяком случае, не в харкающем баритоне моего сослуживца.
Для проформы обмениваемся несколькими фразами.
— Мы прибыли в Гуаякиль сегодня утром, — объясняет мне двойник Толстяка. — Там мы сели на гидроплан, принадлежащий господину Окакису, который доставил нас сюда за рекордно короткое время. Я полагал, эпоха гидропланов закончилась, но мне представился случай по достоинству оценить полезность их применения в районах архипелагов.
Если минуту назад у меня и кипел котелок по поводу сходства этого малого с моим Берюрье, то теперь все сомнения улетучились. Зная способности Толстяка, могу с уверенностью утверждать, что он в жизни не сформулирует такую фразу.
И действительно, какого, собственно, черта Берю попрется на Галапагосы? Он сейчас крутится где-нибудь в Конторе, составляя отчет, так как должен уехать в отпуск после моего возвращения.
Я откланиваюсь, поскольку до сих пор пребываю в лягушачьей коже, и иду нацепить что-нибудь цивильное.
Разодевшись как рекламная картинка, быстренько сматываюсь из номера, не оставив адреса, пока ненасытная Глория не накинула на меня аркан. Мне тоже необходимо, хоть я и в роли жениха, глотнуть немного воздуха свободы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60