Пока Его Величество Берю успокаивает раненого и удерживает присутствующих от излишних эмоций, я с легкостью и осторожностью бабочки делаю осмотр гостиной. Окна открыты, но шторы плотно задернуты, что дало возможность агрессору быстро выскочить из помещения после своего вероломного акта. Честное слово, будто Агату Кристи читаешь! Убийство в темноте, это, клянусь, из очень классических романов и, пардон, очень старых. Найдутся тут же такие, кто мне скажет, что я ретроград, петроград, сталинград и плагиатор.
Однако же факты говорят сами за себя!
Подобные штуки, знаете ли, не высасывают из пальца. Поэтому я вынужден рассказать все по порядку, в деталях, раз уж поклялся вам обо всем рассказывать!
Ирландский доктор, которого вытащили из кровати, когда он вознамерился увидеть первый сон, является в пижаме из светло-лилового шелка. В одной руке у него чемоданчик первой помощи, другой он поддерживает штаны.
— Не трогайте нож за рукоятку! Там отпечатки пальцев! — вскрикивает мой мудрый помощник.
— А как же я его выну? Смотрите, он воткнут по самую рукоятку! возражает личный лекарь Окакиса.
— Стойте!
Толстяк вынимает из кармана носовой платок, от которого упала бы в обморок самая помойная крыса, и накидывает его на орудие преступления.
— Теперь давайте! Только постарайтесь взяться как можно ниже, ладно? Если вы мне сотрете отпечатки, я вас лишу всякого гражданства!
Но у доктора верная рука. Деликатно, двумя пальцами, ухватив за самый низ ручки, он выдергивает нож резким движением. При виде окровавленного лезвия дамы лишаются чувств. Но одна из жен Омона Бам-Тама I, наоборот, испытывает сильный приступ аппетита. Она уже давно не ела человеческого мяса, с тех самых пор, как к ним в деревню заявился заблудившийся миссионер и начал всех поучать. Для нее это была последняя настоящая трапеза! Миссионер был толстячком, да к тому же диабетиком! Они его съели на десерт.
Пустившую было слюну людоедку срочно эвакуируют на кухню, чтобы накормить бифштексом с кровью.
Все это время над Гомером хлопочет врач. Правильно говорили, кажется, древние римляне: пока бинтую, надеюсь. (Можете записать и использовать как собственное изречение без ссылок на меня — я вам его дарю!) Окакисы, папа и мачеха, тоже склоняются над несчастным Гомером.
Гостей прошибает холодный пот. А главное, их величества начинают роптать. Над всеми остальными возвышается голос королевы-мамаши Мелании, которая, несмотря на свою суверенную доброту, заявляет, что дело заходит слишком далеко и они, мол, сюда не в апачей играть приехали.
Им надо скорее обратно на свои троны — дела не терпят! И так в наше демократическое время скипетры трещат по швам! И негоже выставлять царские туловища гнусным бандитам на съедение! У их народов есть определенные права на своих монархов! Что станет с населением — жутко подумать! — если его короли, принцы и светлые князья сгинут без следа?
Вы представляете последствия такого бедствия в мире?
Иллюстрированные журналы, публикующие светские сплетни, рухнут!
Торжественные церемонии ограничатся шествиями ветеранов труда с лозунгами о повышении пенсий. А на кладбищах вороватые скульпторы разберут монарший усыпальницы на сооружения модернистских обелисков.
Окакис всхлипывает. Он обещает каждому подарить по танкеру, если величества согласятся отложить свой отъезд. Сократить пребывание может быть, но бежать в поспешности, как крысы с корабля!.. Он допускает, что на остров затесался какой-то чокнутый, но ведь незамедлительно будут приняты чрезвычайные меры предосторожности. И для начала всем раздадут бронежилеты.
Он ударяет в ладоши! Велит нести шампанского! Требует музыки! И оркестр заводится с новой силой. Оркестранты верны своему месту и не покидают пост! Как на «Титанике», господа! «Боже, храни королеву!» Они играют под фонограф и магнитофон. Синтетическая музыка в нарезку пневмо-ножницами по металлической арматуре железобетона. Граждане короли потихоньку успокаиваются.
Начинаются танцы. Первыми на площадку, как сговорившись, выходят мужественные немцы. В вопросе смелости им нет равных. Вежливые в период оккупации, смелые в мирное время — вот каковы они на самом деле! Великая нация! Как сказал один большой (метр девяносто два) поэт, если объединить французского и немецкого солдатов, то, несмотря ни на что, получится неплохой солдат.
Мадам Окакис извиняется, поскольку хочет удалиться в покои своего неродного, но тем не менее такого ей родного сына и узнать о его состоянии. Я вижу, как она исчезает, и решаю последовать за ней. Но Глория перехватывает меня на лету.
— Куда это вы собрались, Тони, дорогой?
— Помыть руки, — отвечаю я.
— Похоже, у вас есть некоторые мысли, мой дорогой, по поводу произошедших событий?
— Даже больше, любовь моя, но детали вы узнаете в одном из ближайших выпусков вечерних газет!
И я решительно направляюсь из гостиной. Но тут меня окликает громкий голос Берю:
— Сан-А! — Он держит нож за лезвие. — Подожди-ка, парень, давай посмотрим на отпечатки. Я попросил немного рисовой пудры у жены чернозадого короля, а так как она мажет физиономию алюминиевым порошком, то мы с тобой сможем быстро установить пальчики!
Он открывает дверь библиотеки и садится за письменный стол. Надо видеть моего Берю:
Шерлок Холмс — ни дать ни взять! На белом смокинге проступил пот, а язык вылезает наружу от напряжения. Он посыпает рукоятку ножа пудрой, затем берет в руку лупу, сделанную из крупного алмаза второго сорта.
— А, черт! — произносит он в сердцах. — Покушавшийся принял меры предосторожности!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60