Принимая меня за бедняка, они взваливали на меня тяжелую работу, которая им надоела, а я все исполнял, чтобы завоевать их доверие. Поэтому они позволили мне свободно расхаживать
по всей тюрьме. Я слышал о последних часах королевы от Розалии и Ларивьера.
— Расскажите об этом подробнее, — попросил Шарль.
— Кто такие эти Розалия и Ларивьер, которые находи-лись при королеве? — спросила Елена.
— Ларивьер — тюремный ключник, впускавший к коро-леве судей со смертным приговором. Что касается Розалии, то это служанка госпожи Лебо, жены главного тюремщика.
— И они вам рассказали...
— Двадцать раз! Если это доставит вам удовольствие, красоточка, я повторю все дословно, вот только прочищу себе глотку...
Выговорив эти не совсем аристократические слова, сиятельный граф схватил со стола горшок сидра и залпом проглотил такое количество жидкости, которое ясно доказывало, что пребывание в тюрьме значительно повредило его хорошим манерам.
Опершись о стол, мадемуазель Валеран приготовилась слушать рассказчика. Глубоко сочувствуя несчастной королеве, она совсем забыла о собственных несчастьях.
Покачиваясь на громадных ногах, гигант начал:
— В ночь на шестнадцатое октября в тюрьме было объявлено, что суд вынес королеве приговор — смертная казнь! Около семи часов утра жена Лебо приказала своей служанке Розалии пойти к узнице и спросить, не хочет ли она чего-нибудь поесть.
Войдя в камеру, освещенную двумя свечами, она заметила в левом углу молодого жандармского офицера. Осужденная лежала на постели, одетая в черное с головы до ног
— Госпожа, — пролепетала Розалия, — вы ничего не кушали вчера вечером и почти ничего за весь день... Не угодно ли вам чего-нибудь?
Королева горько рыдала:
— Дочь моя, — отвечала она, — мне больше ничего не нужно...
Розалия, подогревавшая всю ночь бульон и лапшу на своей жаровне, настаивала. Мария-Антуанетта предпочла бульон.
Когда он был подан, осужденная села на кровать, но едва смогла проглотить несколько ложек.Около восьми утра служанка вернулась к королеве, чтобы помочь ей одеться. Мария-Антуанетта удалилась в проход, оставленный между стеной и постелью. Развернув чистую рубашку, она сделала девушке знак встать перед ней по ту сторону кровати, а сама,
нагнувшись и прикрываясь платьем, собралась в последний раз сменить белье.Тут жандармский офицер быстро поднялся. Подойдя к кровати, он стал у изголовья, глядя на королеву. Пленница тотчас же накинула на плечи платок и кротко сказала:
— Во имя целомудрия, позвольте сменить белье без свидетеля.
— Мне приказано не спускать с вас глаз ни на минуту,
— отвечал тот.
Королева вздохнула и, накинув последнюю рубашку, оделась не в черное вдовье платье, сшитое ею самою, а в белый утренний капот. Под самый подбородок она повязала белую кисейную косынку, скрепив ее длинные концы на груди.
Несмотря на слезы и смущение, Розалия заметила, что бедная женщина тщательно свернула свою грязную рубашку. Она спрятала ее в один из рукавов, как в футляр, и сунула в щель между старыми обоями и стеной.
На голову она надела простой батистовый чепец без лент. Имея только одну пару обуви, она сохранила свои траурные черные чулки и прюнелевые башмаки, которые служили ей в продолжение семидесятидневного пребывания в Консьержери.
— Бедная женщина! — невольно прошептала Елена, слушавшая рассказ Баррасена затаив дыхание.
Вытерев слезы, она сказала:
— Продолжайте,
— Вот все, что передала мне Розалия. Напоследок она не вытерпела и убежала в угол, заливаясь слезами.
— Вы больше ничего не знаете?
— Остальное я узнал от сторожа Ларивьера, бывшего при ней до конца.
— Говорите же...
— В десять утра жена Лебо отправила Ларивьера за посудой, в которой подавался два часа тому назад бульон. Возвратившись, он увидел приближающихся судей в сопровождении регистратора Фабрициуса. Мария-Антуанетта, стоявшая на коленях у соломенной постели, приподнялась, чтобы встретить их.
— Будьте внимательны, — произнес председатель суда,
— вам зачтут приговор.
— Чтение бесполезно, — отвечала она, — я хорошо знаю свою участь.
— Необходимо, чтобы приговор был зачитан, — возразил председатель.
Она не сопротивлялась, и регистратор начал читать. Когда он произносил последние слова приговора, в тюрьму вошел Генрих Сансон, главный палач, рослый молодой человек.
Подойдя к ней, он сказал:
— Позвольте ваши руки. Королева отшатнулась с криком:
— Неужели вы еще хотите связать мне руки! Королю этого не делали!
Судья обратился к Сансону:
— Исполняй свои обязанности.
— О Боже великий! — шептала бедняжка.
Палач грубо схватил ее за руки и скрутил их за спиной. Она подняла глаза к небу, но уже не плакала.
Связав руки, Сансон стащил с ее головы чепец и отрезал волосы. Королева, почувствовав прикосновение стали, решила, что ее хотят убить в тюрьме, обернулась и увидела, что палач скручивает ее волосы и кладет их в карман.
— Подай их сюда, — приказал председатель. Позднее они были сожжены. Мария-Антуанетта стояла, прислонясь к стене, ожидая конца...
В этот момент рассказ Баррасена был прерван несколькими грубыми ударами.
— Синие, — пробормотал испуганный рассказчик. Стук разбудил уснувшего бретонца Генюка.
— Генюк, стучат! Это, очевидно, республиканские солдаты, — сказал проводник.
Удары повторились.Крестьянин улыбнулся, услыхав их.
— Нет, — отвечал он, — это не синие. Это другой...
— Какой другой? — спросила Елена.
— Разве я «вам не говорил? Странно... Кроме этого великана я принял в дом еще одного вандейца. Сегодня утром республиканцы обшарили весь дом, но не нашли его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81