Надо отметить, что богатство Уврара и его приятеля Сегэна, в отличие от многих сомнительных состояний, было вполне заслуженным. Они изобрели новый способ дубления кож и получили привилегию снабжать этим материалом
армию. Но то, как они тратили эти деньги, буквально транжиря их на зависть многим, обеспечило их немалым количеством
врагов.В то время как ужинавшие в нижнем зале болтали подобным образом. Кожоль раздумывал, как бы ему выбраться из этого дома.
Разговор внизу между тем продолжался.
— Кстати, а почему нет Сегэна? — спросил кто-то.
— Видимо, отдыхает после вчерашнего сумасбродства, — отвечала Пуссета, — кстати, вы еще не знаете, что он вчера вытворял?
— Ну расскажите же, милочка!...
— Так вот. Вчера Сегэн решил устроить бал. Наприглашал кучу людей. Принимал он их, по своему обыкновенно, в ночных туфлях, халате и ночном колпаке. Но самое ийтересное было Потом! Когда гостей собралось довольно много, он выпустил из псарни тридцать своих гончих и пустил в залы зайца. Сам же трубил в охотничий рог! Можете представить, что там началось?!
Гости восторженными криками приняли эту историю.
А Кожоль? Кожоль имел неосторожность сесть в кресло... Проснулся от того, что перед ним стояла очень красивая блондинка и хохотала.
— Ну вот, милостивый государь, теперь, когда вы окончательно проснулись, может быть, вы мне объясните, как вы оказались в спальне дамы, с которой вы совершенно незнакомы?!
— Охотно, мадемуазель Пуссета!
— Вам известно мое имя?
— Еще бы, я целый час слушал разговор ваших гостей.
— Почему же вы не спустились к нам поужинать? — удивилась она.
— В качестве кого?
— Действительно, я ведь позабыла спросить, кто вы такой?
Мадемуазель Пуссета уселась на подлокотник кресла и с комической серьезностью произнесла:
— Ну так отвечайте же, мой милый!
— О, это уже лесть, — скромно ответил Пьер.
— Вы что, считаете, что точно так же я бы встретила, скажем, трубочиста, обнаружив его в своей спальне?!
— Ну хорошо, хорошо, я раскаялся, — смеясь, отвечал Кожоль.
— Значит, я буду вас позывать «милым мальчиком», — решила Пуссета.
Дело в том, что хотя Пьер и не обладал красотой Ивона,сложен он был не хуже.
— Ну, продолжим наше знакомство. Так каким образом вы сюда попали?
— Через стену.
— Ну, это уж слишком, ведь двери этого дома всю ночь открыты!
— Да. Но я попал сюда не с улицы. Я попал сюда из Люксембургского сада.
Мадемуазель Пуссета широко открыла глаза.
— Что же вы там делали ночью? Уж не влюбились ли вы в какую-нибудь статую?
- Нет, я всего лишь бежал от ярости одной дамы, на свидание с которой явился...
— Вы были слишком щепетильны?
— Нет, я был слишком настойчив.
— И она рассердилась?..
— Да, я перешел все границы!
— О, — произнесла Пуссета, глядя на Кожоля с испугом. — Значит, и меня вы ожидали...
— О, нет!.. — воскликнул Пьер.
— Ну, конечно, — довольно сухо произнесла она, - я не стою труда...
- Да что вы, Пуссета, вы прекрасны, но я думаю...
— Вы думаете?
— Я влюблен в даму, с которой только что говорил!
— Еще что-нибудь в этом же роде! — насмешливо воскликнула блондинка.
Но в конце концов она снова повеселела.
— Ладно, предположим. Это я еще могу допустить. Я сама бы была в отчаянии, если бы что-нибудь помешало моей привязанности к Шарлю.
— А! Так его зовут Шарль! Откровенность за откровенность. Это тот, который охотился за зайцем на балу? Сегэн!
— Сегэн? О, это старая история, — быстро проговорила молодая женщина.
— Ну, Шарль не менее богат, — возразил Пьер, окидывая взглядом убранство спальни.
— Я не знаю. Но его торговля, по-видимому, идет неплохо, он никогда мне ни в чем не отказывает.
— Да какая же сейчас торговля, когда все вокруг так скверно?
— А контрабанда английских товаров?! Конечно, деньги ему даются нелегко, он постоянно в разъездах. Но всегда, когда он попадает сюда, он самый дорогой человек, — взволнованно говорила Пуссета. Так говорят о том, когда действительно любят.
— Но... Шарль... Это ведь так неопределенно. Кто же он такой? — спросил граф.
— Он никогда мне не рассказывает, да я и пс спрашиваю, так как понимаю, что я действительно болтушка. Вы уже убедились, видимо, в этом. Да я и не хочу ничего знать. Сейчас это может оказаться слишком опасным. Я люблю Шарля, и он меня обожает. Этого вполне достаточно для счастья. Я рассчитываю па его искренность, цо никогда ее
от него не требую.
Столько было искренней доброты и любви во всем, что говорила эта женщина, что Пьер, глубоко тронутый, взял ее за руку и проговорил:
— Мадемуазель Пуссета, вы добрая, восхитительная женщина!
А про себя подумал:
«Должно быть, ее Шарль какой-нибудь ссыльный, вернувшийся втихомолку и пытающийся контрабандой верпуть свое утраченное состояние».
Дело в том, что в то время контрабанда была одним из многих средств сделать серьезное состояние. Все лионские фабрики, разрушенные осадой, были закрыты. На юге Франции вся шелковая промышленность была разрушена.
Торговле нечем было разжиться. Появился спрос на английские ткани. И английская контрабанда расцвела пышным цветом. Мадемуазель Пуссета встала со своего кресла и приоткрыла занавески из толстого бархата, закрывающие окна.Солнечный свет ворвался в комнату.
— Теперь уже точно никто не скажет, что я ложусь спать с курами! Ну, прекрасный незнакомец, вам пора удалиться. Опасность исчезла вместе с ночью. И мое гостеприимство больше не может быть для вас полезным.
- Увидимся ли мы когда-нибудь?
— Но ведь вы можете всегда увидеть меня в «Театре Трубадуров»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81