С трудом высидев положенное время, Лю заявила, что ей пора домой. Чжао тут же вскочил:
— Хунцзянь, нам тоже пора. Заодно проводим барышень домой.
Лю сказала, что дойдет и сама, но Чжао настойчиво предлагал отвести сначала Фань в общежитие, а затем проводить Лю до дома брата. Фан с усмешкой подумал про себя, что настойчивость приятеля могла быть истолкована совершенно определенным образом, хотя он-то знал, Чжао хотел лишь поскорее избавиться от Фань. Хозяйка прошептала что-то в самое ухо Фань, та с деланной суровостью оттолкнула ее.
— Правильно,— заявил хозяин.— За воротами дома наша ответственность кончается, придется молодым людям охранять безопасность девушек.
Ректор сказал, что посидит еще немного и что он завидует молодым людям, которым предстоит прогулка в такую хорошую, почти весеннюю ночь с прелестными спутницами.
Четверка вытянулась в шеренгу — девушки посередине, кавалеры по краям. Перед мостом Фань сказала, что он слишком узок, и предпочла идти по дну речки. На середине моста Фан остановился, услышав ее пронзительный крик, а затем недовольный голос Синьмэя, говорившего, что камни очень скользкие, лучше вернуться на мост. Оказалось, что Фань едва не упала, и Синьмэй еле успел ее подхватить. Лю тем временем уже перешла мост и нетерпеливо поджидала остальных. На берегу Фань стали участливо спрашивать, не подвернула ли она себе ногу. Нет, не подвернула, ответила Фань, разве только самую малость, однако быстро идти не сможет и потому просит Лю не ждать ее. Лю хмыкнула, а Фан сказал, что они пойдут потихоньку. Еще через десять шагов Фань вскрикнула вторично — куда-то запропастилась ее сумочка. Решили, что она выронила ее, когда
поскользнулась на камнях. Чжао предложил дойти сначала до общежития — все равно в эту пору никто не возьмет сумочку,— а потом поискать ее с фонариком. Тут Фань вспомнила, что оставила сумку у Ванов, обозвала себя безголовой и собралась вернуться.
— Мне так неловко! Но вы не ждите, ведь у меня есть провожатый. Ах, господин Чжао, вы наверняка станете меня бранить.
Женщины обожают оставлять в гостях свои вещи. Скажем, некая Анна вдруг обнаруживает, что забыла свой носовой платок; ее спутница Мэри тут же вспоминает, что оставила зеркальце, а Джулия восклицает, что она самая беспамятная — кошелек забыла. И вот все три, веселые и шумные, возвращаются в только что оставленный дом. Однако эта эпидемия забывчивости не коснулась Лю, которая все больше сердилась на Синьмэя и шептала про себя: «Весь день мне не везет!»
Вдруг Фан схватился за голову:
— Синьмэй, я выходил сегодня в шляпе или без?
— Я точно не помню, вроде бы в шляпе... Верно, ты был в шляпе, а я без!
Тогда Хунцзянь предложил Фань, поскольку у нее болит нога, подождать его здесь, а он мигом сбегает к Ванам за забытыми ими вещами. Он умчался, не дожидаясь ответа, а когда вернулся, в руках у него была только сумочка.
— Синьмэй, ты что, нарочно меня обманул? Я же был без шляпы!
— Вот полюбуйтесь! — с пафосом воскликнул Чжао, обращаясь к девушкам.— Сам ничего не помнит, а претензии предъявляет мне!
В темноте он с признательностью пожал руку приятелю. Лю подчеркнуто резко рассмеялась, а Фань ледяным тоном произнесла слова благодарности. До самого общежития они почти не разговаривали.
Несмотря на возражения Лю, предупредительные кавалеры проводили ее до дома. Она, естественно, пригласила их зайти. Племянница, которую укладывали в одной комнате с нею, еще сидела за столом, зевала и терла глаза кулачками: она никак не соглашалась идти спать, пока не вернется тетя. Увидев, что та привела гостей, девочка соскочила со стула, громко позвала отца с матерью, тут же подал голос ее трехмесячный братишка. Вскоре к гостям вышел Лю Дунфан, а вслед за ним госпожа Лю с сыном на руках. Чжао и Фан сделали
ребенку стандартные, но приятные родительскому уху комплименты, обсудили, на кого он более похож. Фан пощелкал пальцами перед его глазами — единственное, чем он умел развлекать детей.
— Давай улыбнемся дяде Фану! Пусть дядя Фан нас покачает, мы не испачкаем его — недавно сменили пеленки,— засюсюкала мать. Ей уже не терпелось назвать молодого человека зятем. Фану пришлось, кисло улыбнувшись, взять младенца. Тот старательно сосал свой палец. Когда малыша передавали с рук на руки, он брыкался, пускал слюну и порядком измазал дядю, но Фан, подавляя отвращение, продолжал держать его. Чжао был так рад избавлению от Фань, что чмокнул младенца в пухлую ножку, что вызвало немедленный восторг у всех остальных членов семейства Лю. Рассердившись на приятеля за это представление, Фан предложил ему самому понянчить ребенка. Но мать решила, что господин Чжао занимает слишком высокое положение, чтобы затруднять его подобным образом. Она взяла ребенка со словами:
— Мы очень тяжелые, дядя Фан устал.
Фан украдкой вытерся носовым платком, а Чжао похвалил мальчика за то, что не боится незнакомых людей. Тут и мать рассыпалась в похвалах сыну, как будто у нее для младенца эпитафия была заготовлена — он-де и понятливый, и забавный, и спит без просыпу до рассвета. Но тут его старшая сестренка, обиженная тем, что на нее не обращают внимания, широко раскрыла глаза и выпалила:
— Да, а вчера ночью он так ревел, что я даже проснулась. Вот!
— Интересно, а другие никогда у нас не плачут? — «ступила в разговор ее тетя.— Кто норовит раньше других схватить за столом лучший кусок, а когда не дают, пускается в плач? И не стыдно, а ведь большая!
Вконец обиженная девочка ткнула в Лю пальцем и закричала:
— Тетя у нас взрослая, а тоже плачет, я сама видела!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134