«Не правда ли, господин Фан обманывает меня».— Чжао, как ему показалось, очень похоже передразнил Сунь.— Если бы я не сказал, что ты сказки рассказываешь, она, уж поверь, попросила бы у тебя книгу, в которой обо всем этом рассказано.
— Ну и пусть попросила бы, я бы сказал, что при себе у меня нет.
— Ты не понимаешь, одалживать у мужчины книгу, потом возвращать ее — всем этим женщина прекрасно пользуется для завязывания отношений. Вот так зачастую и начинается флирт.
— Послушать тебя, так даже не по себе становится. Но по отношению к Сунь все это — чистейшая фантазия!
— Что же, посмотрим.— Синьмэй улыбался каким-то своим мыслям, глядя в потолок.— Ну что же, на сегодня хватит, я хочу спать.
Хунцзянь чувствовал, что сон для него будет сейчас столь же недостижим, как сама Тан Сяофу, и обреченно готовился к долгому одинокому путешествию через предстоящую ночь. Он пытался еще раз заговорить с соседом, но Чжао не ответил, и Фан, не ожидая уже ниоткуда спасения, отдал душу во власть тоски, тут же вгрызшейся в нее, как шелкопряд в грену.
Рано утром пароход остановился довольно далеко от входа в порт, и только к полудню появились два катера, чтобы перевезти пассажиров в гавань. Для пассажиров первого и второго классов предназначался совсем небольшой катер — его палуба была метра на полтора ниже борта парохода. Раскачиваемый волнами, он то и дело отходил в сторону, и между двумя судами образовалась жутковатая на вид щель, готовая поглотить смельчаков. Проклиная пароходную компанию, пассажиры тем не менее храбро прыгали на катер; обошлось без несчастных случаев, хотя многие потом чувствовали себя неважно, сидели хмурые и молчаливые.
На палубе была теснота. То и дело кто-нибудь из команды кричал: «Ложимся на левый борт, просим нескольких пассажиров перейти на правый!» И тут же: «Куда вы все бросились на правый, жить надоело, что ли?» Среди пассажиров расползались разные слухи. В частности, Чжао узнал, что гостиницы в городе якобы переполнены. Он сказал Фану, что если они будут дожидаться Ли и Гу, всем придется ночевать на улице, потому что третьим классом едет несколько сот человек. Было решено, что Чжао и Сунь с вещами сразу поедут искать гостиницу, а Фан останется на берегу ждать остальных попутчиков. Устроив для всех номера, Чжао вернется на пристань. Едва он и Сунь уехали, раздался сигнал воздушной тревоги. Фан забеспокоился — и за себя и за оставшихся на пароходе. Потом ему пришло в голову, что с пароходом итальянском компании вряд ли что случится — Италия как-никак в союзе с Японией. Значит, надо спасать в первую очередь себя. Однако никто не бежит с пристани сломя голову. Выяснилось, что дан был Сигнал предварительного оповещения, на
лет не состоялся, и через час дали отбой. Стал швартоваться второй катер, до отказа набитый людьми. Фан и подоспевший Чжао издали увидели железный сундук господина Ли, возвышавшийся на носу суденышка; казалось, вопреки законам математики, что часть больше целого, настолько сундук этот подавлял своими размерами. С точки зрения физики невероятным было, что такую махину удалось снять с борта парохода. На лице господина Ли не было обычных черных очков, и его большие белесые глаза напоминали облупленные крутые яйца. Но вот очки извлечены из кармана и водворены на свое место — Ли снимал их, перепрыгивая с палубы катера. Оказавшись на пристани, он стал жаловаться на нервное потрясение, которое испытал во время воздушной тревоги. На сей раз получалось так, будто он пострадал из-за своего благородства, уступив Чжао и Фану свои билеты в первый класс. Тем пришлось рассыпаться в выражениях сочувствия и благодарности.
Зато Гу Эрцянь был в отличном настроении. Он то и дело восклицал:
— Здорово нам повезло! Можно сказать, у смерти в гостях побывали! Уже и не верилось, что снова вас увидим. Я считаю, что весь пароход обязан своим спасением господину Ли; его счастливая звезда не допустила налета! Так мне подсказало предчувствие, а я верю в судьбу. «Не верь небу, верь судьбе»,— говаривал Цзэн Вэньчжэн
Господин Ли, обласканный этими словами, ожил, как ящерица весной, и заулыбался:
— Все большие люди верят в судьбу. Перед отъездом один знающий человек изучил мой гороскоп и сказал, что для меня наступила полоса удачи, все дорожные происшествия должны закончиться благополучно.
— А я что говорил! — захлопал в ладоши Гу.
Тут Фан заметил вслух, что у него как раз полоса неудач, и он боится, как бы это не отразилось на остальных. Господин Гу запротестовал:
— Что вы на себя наговариваете! Нет, вы только представьте себе, как нам сегодня повезло. Мы в Шанхае, как во сне, даже не подозревали, какие опасности подстерегают людей в других городах. И вот все обошлось благополучно. Это надо отметить! Я угощаю.
Немного отдохнув в гостинице, все отправились на ужин. Опрокинув несколько рюмок, Ли Мэйтин совсем ожил — еще недавно выглядел этаким пресмыкающимся после зимней спячки, а теперь порхал, как бабочка летом. Он беспрерывно острил, заговаривал с Сунь о том о сем. Вернувшись в номер, Фан спросил приятеля:
— Ты заметил, как Ли увивается за нашей девицей?
— Мне давно ясно, что он бабник — это его единственная человеческая черта.
Тут из соседнего номера, где жили Ли и Гу, послышался хриплый женский голос. Обычно в китайских гостиницах стены такие тонкие и дырявые, что кажется, будто ты сам находишься в одном номере, а твои уши — в другом. Ли и Гу, как оказалось, договаривались о цене с одной из тех подслеповатых любительниц опиума, которые промышляют исполнением для постояльцев арий из шаосинской музыкальной драмы Гу пригласил поразвлечься и соседей, но Чжао сказал, что из их номера слышно не хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134