Женщины отправились покупать детскую коляску. В душный день они обегали несколько магазинов, пока не нашли то, что надо,— один из самых великолепных экипажей, какой когда-либо колесил по брусчатым пражским тротуарам. (Тут уж каждый должен вообразить себе нечто свое, поскольку у меня нет никакого опыта по этой части.) Ирена устала так, что на ней лица не было. Выйдя из трамвая, они увидели автобус, как раз производивший посадку пассажиров. Женщины побежали. И тут в эту историю вмешался рок, который с особым упорством преследует хороших людей. Ирена вскрикнула и остановилась. Словно бы острый крюк вонзился в ее нутро.
ОДИНОКИЙ ОГОНЕК В ОКНЕ
привел дипломированного врача Карела Сладкого домой. Мать поджидала его на кухне, она сидела за столом, и вид у нее был как у богини мести.
— Ирена в больнице,— произнесла она строго.— Где ты был? Целую вечность разыскиваю тебя по всем телефонам, и никто о тебе ничего не знает.
— Я был... Дело в том, что... сегодня главврач отмечал свой день рождения, и мы поехали...
— У Ирены выкидыш.
— Как? — сказал он.— Как это выкидыш, ведь... А! Это резус-фактор, понимаешь? Но как это, черт возьми, могло случиться? Вы что, занавески вешали или что?
— Это случилось оттого, что ты ни о чем не заботишься. Что...
— А, так ко всему еще я и виноват! — патетически воскликнул он.— Ну, разумеется, чего еще я могу ожидать! Но не скажешь ли, как это я умудрился сделать, если меня здесь вообще не было?
— Ребенок тебе не очень-то был нужен, не так ли?
— Обожди, обожди, не делай из меня ирода или бог знает еще кого! Только потому, что, едва заслышав о ребенке, я не пустился в пляс с тягой для штор, как это показывают теперь по телевидению, только потому, что я не ошалел от радости, что...
— А я тебе говорю — это твоя вина. Потому что ты ни о чем не заботился мы сегодня сами ходили покупать коляску. Оттого все и случилось.
— Прямо-таки оттого, что я не пошел покупать коляску! А с чего это я должен был ее покупать, скажи на милость? С чего бы это сходить с ума заранее? Купил бы, всему свое время. Почем ты знаешь, а может, ей понадобилась бы коляска для двойни? Почем ты знаешь, что при таком резус-факторе она вообще... да нет! Я не то хотел сказать. Купил бы со временем. Это только вам подавай все сию минуту.
— Так вот пришло время изменить свое поведение. Для Ирены это удар, и мы будем ей нужны. С твоими ночными дежурствами надо кончать. Не делай из меня, пожалуйста, дурочку! Но имей в виду — если когда-нибудь придется выбирать между тобой и Иреной, я...
— Ты, ты выберешь ее,— выпалил Карел,— понятно! Тебе лучше- известно, что она сущая голубка. Ангельская душа. Уж тебе-то, конечно...
— Завтра пойдешь к ней в больницу. И принесешь ей самый большой букет, какой только найдется.
— Что ж... Только ты упустила из виду, что завтра невпускной день. В остальном все задумано лучше не надо!
— Ты туда пойдешь!
— Пу, хорошо, хорошо, пойду. И всю вину возьму на себя. Пет, скажи, пожалуйста, что ты в этом смыслишь? В выкидышах и вообще? Если хочешь знать, то это бывает и наследственным. И к коляске это не имеет ровно никакого отношения! Я хочу есть!
Встреча супругов не удалась. Ревностная забота, которой с малолетства окружила сына пани Сладкая (повышенное внимание престарелой пани Сладкой к туалетам как средству против скуки мы уже констатировали; несколькими годами рапсе аналогичную роль играло воспитание Карела), привела к тому, что на его пути устранялись все препятствия, ЖИЗНЬ его текла без сучка без задоринки. И вот теперь в очередной раз обнаружилось, что в экстраординарных ситуациях его охватывает бессилие: бескровные, осунувшиеся лица внушали ему отвращение, вызывали в нем брезгливое чувство. Карел пробормотал несколько слов в утешение: мол, все будет хорошо — и исчез с сознанием, что сделал больше, чем от него требовалось.
Его мать проявила больше участия. Часами просиживала она на стуле возле Ирениной постели. Держала ее за руку.
— Ты уж теперь не переживай!—гласил ее совет, добрый и полезный.— Мы все это преодолеем, вот увидишь!
— Я должна тебе кое-что сказать,— зашептала Ирена.— Во всем виновата я сама. Знаешь, я делала аборт пять лет назад. Я никому об этом не говорила, даже Карел ничего не знает. Только доктор — собственно, он-то это и распознал. И вот...
— Ну, ничего! Раз уж ты не сказала ему сразу, то и держи это про себя. Коляску мы поставили на чердак, помогли соседи, что живут над нами. Она тебе еще пригодится, вот увидишь! Когда тебя выписывают?
ИРЕНА ВЕРНУЛАСЬ ДОМОЙ
в Прокопскую долину постаревшей лет на десять. Прошло несколько месяцев, прежде чем она начала снова напевать за работой. Как-то вечером она подсела к Карелу, который в порядке самообразования читал английский детектив. Она взяла у него книгу и отложила на столик.
— Нам надо поговорить! — сказала она.
— Сейчас? Тебе это понадобилось прямо сейчас, когда я сгораю от нетерпения узнать, чем все кончится? А до завтра это не может подождать?
— Нет, не может. Ты знаешь, я подумала, мне нужно снова начать работать. Мне необходима перемена.
— М-м. А что ты собираешься делать, скажи, пожалуйста? Надеюсь, не рекламу опять и всякое такое...
— Пойду работать в какую-нибудь контору или на почту, все равно куда.
— Нет, мне это совершенно не нравится,— сказал он.— Чтобы снова вокруг тебя начали увиваться всякие эти... богема и тому подобное. Шефы. Фарцовщики. Твоя прежняя компания. Я сам попробую что-нибудь для тебя подыскать. Объявления в газетах — это ерунда. Предлагают места, на которые никто не идет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91