– Ребята, комиссар приехал! – на весь дом кричал Валерий.
Оставив сани и попрощавшись с Касьяном и Крайневым, приезжие подошли к широкому крыльцу. Навстречу им выбежал радостный и взлохмаченный Валерий.
На крыльцо вышли также Бородин, теперь уже командир стрелкового полка, и Жилин, списанный с флотилии и назначенный сейчас комиссаром в морской отряд.
– Ну как, Жилин, твои морячки? – говорил комиссар на ходу.
– Хорошо! Командиром у нас Дерябин. Помнишь ротного политрука?
– Лихой матрос. Как же не помнить! Сам подписывал назначение.
– А где Гринева? Разве она не приедет на конференцию?
– Нет… В Вятке осталась.
Так разговаривая, они прошли в комнату с двумя окнами. Там вплотную к стене был придвинут длинный стол с разложенными на нем топографическими картами.
– Чайку, товарищ военком, да закусить с дороги, – предложил комиссару Валерий.
– Давай чаю! – сказал Фролов. – Да погорячей. Замерзли мы.
Бородин уже стоял с Драницыным у стола и докладывал ему о расположении частей, об их готовности к бою. Драницын не теряя времени проверял его доклад по карте и делал какие-то замечания. Фролов, не вмешиваясь в их беседу, пил принесенный ему Валерием чай и разговаривал с окружившими его командирами.
– А у тебя как дела? – обратился он к Валерию.
– Все в порядке, товарищ комиссар, – ответил Валерий.
Валерий командовал сейчас первым батальоном с приданными ему отрядом лыжников и конной разведкой Крайнева.
– Настроение боевое, товарищ комиссар, – продолжал Сергунько. – Командир полка на меня не обижается.
Он помедлил и уже другим, неофициальным тоном добавил:
– Пока сидел в лесу – еще ничего. А вот вы приехали да товарищ Драницын, будто еще кого-то не хватает…
– Андрея?
– Его… Словно брата потерял. Свыкся, что ли? Так жалко парня, сказать не могу. Я его даже во сне вижу, ей-богу!
– Есть сведения, что Латкин жив и находится в плену, – сказал Фролов. – У белых или у англичан… Они считают его комиссаром.
– Откуда это известно?
– От перебежчиков.
– Там, в лагерях, говорят, зверство… – сумрачно заметил Жилин.
– Будем надеяться, что обойдется, – угрюмым голосом сказал комиссар.
– Что с Любкой будет? – Валерий опустил голову. – Говорить ей или нет?
– Где Люба? У тебя? – спросил Фролов.
– В лыжной разведке. Сегодня отправлю в тыл к противнику. Злая стала, как ведьма.
– Придется рассказать. Вот вернется из разведки, ты и расскажи.
Валерий тяжело вздохнул. Мысль о неизбежном разговоре пугала его.
Через полчаса Фролов обходил растянувшийся по селу воинский обоз; он разговаривал с людьми, придирчиво осматривая свое хозяйство. Но вместе с обычными, повседневными заботами в голове у него теснились и другие мысли, вызванные разговорами об Андрее и Любе. Он думал о тех суровых испытаниях, которые выпали на долю почти всем без исключения участникам великой борьбы за свободу – старым и молодым, опытным и еще только начинающим жить.
Над входом в школу висело красное полотнище с надписью «Даешь Шенкурск!»
Войдя в сени, Фролов сразу столкнулся с Крайневым. Разговаривая с окружившими его делегатами, Крайнев горячился, спорил и, казалось, только ждал сигнала, чтобы немедленно броситься в бой с врагом. Фролов отлично понимал его состояние и перемолвился с ним несколькими дружескими словами.
На конференцию съехалось много коммунистов из других волостей. Они пробрались через линию фронта и хорошо знали, что такое власть интервентов. Фролов вспомнил, что еще осенью членов партии здесь можно было пересчитать по пальцам. «Растет наша сила, – с удовлетворением подумал он. – С каждым днем растет!»
К нему подошел широкоплечий подвижной белозубый мужчина лет сорока, с окладистой бородой. Это был Черепанов, благовещенский коммунист, один из организаторов конференции. Он родился в Шенкурске, жил там, и в селе Благовещенском, под Шенкурском, американцы его арестовали. Но Черепанов сумел убежать. Многие собравшиеся здесь люди приходились ему близкой или дальней родней. Его все знали, да и он знал почти всех.
– На десятки миллионов ограбили интервенты нашу шенкурскую сторонку, – жаловался Фролову Черепанов. – Сколько лесу! Один Кемп, американский экспортер, на два миллиона золотых рублей увез лесных материалов и ни копейки не заплатил.
– Ну, лес чуток в запанях застрял. Морозы рано хватили! – возразил один из делегатов, бледный худощавый старик.
– А кудель? А лен? А кожа? А пушнина? Все подчистую вывезено. Миллионы награблены! Кемп, Барнс… Шильде… Целая банда орудовала.
Конференция проходила в большой комнате, тесно набитой людьми. Президиум расположился за учительским столом, стоявшим возле классной доски. К доске было прислонено красное знамя Шенкурского совета, вывезенное из Шенкурска еще прошлой осенью.
Выступавшие говорили коротко, горячо и просто. Их речи дышали готовностью к борьбе и верой в победу.
Находясь в президиуме, Фролов с интересом вглядывался в лица делегатов.
Внимание его привлекла сидевшая в первом ряду девушка в толстой вязаной кофте. Короткие золотисто-рыжие волосы девушки были гладко зачесаны и собраны на затылке. Она внимательно слушала все выступления, Щеки ее разрумянились, кончики ушей порозовели.
– Кто это? – показывая глазами на девушку, спросил Фролов у своего соседа…
– Местная учительница, – шепотом ответил тот. – Леля… Елена Егорова… дочь одного из шенкурских большевиков… – добавил сосед, наклоняясь к Фролову.
– Мудьюжанина?
– Да…
Фролову уже давно, еще в августе, было известно из разведочных данных армейского штаба об ужасной судьбе Егорова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145