Он увязает все глубже. Ему хотелось бы очутиться далеко-далеко от домика в Витроле, столь же спокойного, как и эта женщина, которая явно издевается над ним.– Чаще всего сюда приезжают новички.– Новички?– Ну, да, новички и в строительном деле, и во всех остальных делах тоже.– Это в каких?– В тех самых, мосье Луи, в тех самых, что и вас привели сюда.И опять стены стискивают Луи, точно западня: только на этот раз он полез в нее добровольно.– Наслушаются они, как Алонсо жалуется на мои измены и ненасытность, выпьют как следует – и сюда. Но ведь то молодые ребята, а вы вроде бы человек серьезный.– Я человек серьезный.– Ладно. Тех я еще понимаю, а вот вас…– Я пришел…– Случайно, да? Я жена Алонсо.– Знаю.– В таком случае, пошутили – и хватит.
Подобно большинству старинных городов, Марсель не создан для такого оживленного уличного движения. Развинченность южан лишь увеличивает сутолоку.Мари нравится эта кутерьма: треск моторов, скрип тормозов, храп мотоциклов, громкие возгласы и крикливые разговоры. Ей удалось припарковать машину недалеко от выезда на автостраду, за зеленой зоной, и она добирается до старого порта на троллейбусе.Центр Марселя – это Канебьер и несколько примыкающих к нему улиц. Остальное – беспорядочное нагромождение домов либо вдоль бесконечно растянутых новых улиц, либо на холмах, что напирают на город с тыла и подковой охватывают гавань.Когда Мари ходит по улицам Марселя, она всегда испытывает чувство раскованности и, что еще более странно, душевного покоя. В городе, перегруженном пешеходами и машинами, то и дело образуются чудовищные пробки, машины налезают одна на другую, сливаясь в пестрое месиво из автобусов, пикапов, троллейбусов, автомобилей различных марок; и все же Марсель не так угнетает и давит ее, как Мартиг. Да и большие дома, витрины универсальных магазинов поражают своим великолепием.Мартиг – жертва людского каприза; кому-то внезапно пришло в голову, что лучшего места не найти, – и вот у некогда спокойной глади залива возник порт для танкеров, а вокруг сомкнулось гигантское металлическое кольцо нефтеочистительных заводов. В тесных коридорах улиц, где машины едут, как в туннеле, а на узких тротуарах едва могут разминуться двое прохожих, эхо многократно отдается от стен, а понизу стелются прибитые ветром затхлые запахи нефти, – все это одурманивает и губит бывший рыбачий поселок.Мари вспоминает цифру, недавно вычитанную в газете: через Мартиг проезжает свыше пятнадцати тысяч машин ежедневно. По подсчетам журналиста, в среднем выходит более десяти машин в минуту. Так что не будет преувеличением заключить, что в часы пик через Мартиг проезжает около тридцати легковых машин и грузовиков в минуту. Вот отсюда непрерывная сдвоенная цепочка автотранспорта между Феррьером и Жонкьером. Мартиг никак не обретет равновесия – на каналах дремлют рыбачьи лодки, а едва подходит танкер – и разводят чудо-мост, самый дерзкий по замыслу мост во всей Европе. Мартиг все еще колеблется между своим безмятежным прошлым, которое, однако, разочаровывает, когда глядишь на это кладбище старых домов, и бурным настоящим современного города, разросшегося как семейство поганок.Мари без труда нашла в магазине пластинок на Канебьере «Море» Клода Дебюсси. Она не решилась прослушать пластинку целиком – ограничилась только первыми тактами, от чего желание услышать эту музыку только возросло.Она спешит подняться по Канебьеру и скорее попасть к Жизели, которую надеется застать дома; по понедельникам магазин, где она работает, закрыт. Жизель живет на довольно спокойной улице в близком к центру районе с забавным названием Равнина, хотя на самом деле он расположен на плоскогорье у подножия холма.
– Значит, вы тоже, как мальчишка, поверили россказням Алонсо?– Не знаю. Я не хотел вас оскорбить.– Меня уже давным-давно ничто не оскорбляет. Но признайтесь, что вы поставили себя в смешное положение…– Извините.– И теперь не знаете, как из него выйти. Неужели я вас так пугаю?– Нет, мадам.
– Ладно, успокойтесь. Женщина, о которой рассказывает Алонсо, это не я. Дайте я вам все объясню, чтобы вы еще раз не дали маху. Я мадам Алонсо Гонзалес, законная жена рабочего-каменщика Алонсо Гонзалеса, который в данное время работает на стройке в Роньяке…Луи уже не старается понимать. Не иначе как ему снится сон. Все это путаный сон: начиная с возвращения домой в тот вечер и кончая смехотворным визитом в этот домик в Витроле. Все сон: Мари, статуя, Мари Беррская, жена Алонсо.– Та жена, о которой рассказывает Алонсо, существует только в его воображении. А поскольку вы ищете именно ее, вам не светит с ней повстречаться. Искать ее надо не здесь. В Мартиге наверняка есть бордель. Только позвольте заметить, что женатому человеку вашего возраста ходить туда постыдно.– Если бы вы знали…– Что «если бы я знала»? Что мужчины скоты? Ну так я знала это и до того, как вы сюда явились.– Нет, мадам, я не виноват…Луи необходимо излить душу. Но выслушает ли его эта непонятная женщина – ведь он до сих пор не знает, кто из них двоих говорит правду: она или ее муж? Нет, это невозможно. Он встает, собираясь уйти.– Сидите, сидите. Я вам еще не все сказала.Улыбка с лица мадам Гонзалес исчезла. Оно стало ожесточенным.– Вы увидите завтра Алонсо?– Да, непременно.– И он опять будет трепать языком про свои семейные передряги и шлюху-жену?– Надеюсь, что нет.– Не прикидывайтесь дурачком. Вы знаете так же хорошо, как и я, что он не упустит случая об этом поразглагольствовать. И что вы намерены делать?– Скажу ему все, что думаю.– Зачем?– Трепло он, вот что.– А почем вы знаете, что он врет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46