Он не знает, что Симона два-три раза в неделю заходит к двоюродной сестренке поиграть.В кухне, где трубка дневного света на желтом потолке освещает голубые стены, где властвуют белые боги домашнего очага – холодильник, стиральная машина, колонка для подогрева воды, – в этой кухне, где он трудился столько дней, отодвигая перегородку, меняя плиту, оборудуя стенные шкафы, соскабливая пятна сырости с потолка, перекрашивая стены, Луи уже не чувствует себя как дома.В дальней комнате, которую он, приспособив под гостиную, оклеил по совету журнала «Эль» разными обоями веселых тонов, Симона включила прямоугольное око телевизора.– Который час, папа?– Восьмой.– Хорошо. Значит, продолжения «Литературной передачи» еще не было. Где газета?– Газета? Не знаю.– А программа телепередач?– Не знаю.– Ничегошеньки ты не знаешь.Он не осаживает ее за грубость. Совершенно верно, он мало что знает об их жизни. Симона выросла, окрепла. Сколько ей лет? Что за глупость! Неужели он не помнит? Он хотел бы ее спросить. Но не решается. Ах да, девять. Он с ней робеет. Боится показаться еще более чужим, чем на самом деле. Мари под душем, Симона, похожая на мать своей уже формирующейся фигуркой, квартира, где для него нет места, – все застигает его врасплох, все непривычно сместилось, живет своей, обособленной жизнью.Снова звонок. Симона бежит открывать.– А-а! Это ты!– А кто же еще? Папа римский?.. Мама! Мама! – кричит Жан-Жак.Увидев посреди кухни отца, он удивляется:– А-а, пап, ты уже дома!Все как один удивляются – Мари, Симона, Жан-Жак.– Где мама?– Не знаю. Недавно ушла.– Пошла к бабульке за Ивом?– Не знаю… Может быть.– Ну и скучища! – говорит Симона, сидя перед телевизором. – Археология – увлекательное занятие для любителей приключений… Пап, иди посмотри про археологию. Это тебя не интересует? Древние камни…– Нет. Знаешь, меня интересуют главным образом новые камни.– Что показывают сегодня вечером, Жан-Жак?– «Афалию»… Хоть бы скорее пришла мама и мы быстренько бы поели… Не хочу пропустить «Афалию».– Папа, а что такое «Афалия»? – интересуется Симона.– Что?– «Афалия» – что это такое?– Не знаю.– Это трагедия Расина, – объясняет Жан-Жак. – Мы ее проходим. А мамы еще нету.– Пап, тебе нравится смотреть по телевизору трагедии? – продолжает спрашивать Симона. – По-моему, это жуткая скука.– Оставь меня в покое, не приставай с вопросами.Решительно, здесь все ему чуждо – дети, дом, телевизор, хозяйственные приборы и даже нагота собственной жены.– Опять ты рылась в моих книгах, – кричит Жан-Жак сестре, появляясь из своей комнаты.– На что мне сдались твои книжки?– Никак не могу найти «Афалию».– Ищи получше, растеряха, и не кричи, сейчас начнется литературная передача…– Отдай мою книгу.– Не брала я твою «Афалию»!Крики все громче, а на экране между тем возникает Жаклин Юэ:– А теперь мы продолжим для наших юных друзей и всех остальных телезрителей передачу «Дон Сезар де Базан».Брат и сестра уселись перед телевизором.– Иди, пап, – приглашает Симона. – Он вчера женился, этот Дон Сезар… О-о! Он еще в тюрьме! Тсс!Луи смотрит картинки: мужчина в черном плаще, тюремщики играют в кости, тюремная камера, мужчина с поразительной легкостью срывает решетку с окна, прыгает из него прямо на белую лошадь, скачет.Звонок у входной двери… Никто не двигается с места.…Лошадь несется галопом по улочкам города.Звонок повторяется. Наконец Луи идет открывать. Входит теща с уснувшим Ивом на руках.– А-а, Луи. Здрасьте. Вы дома?Луи и теща проходят на кухню. Она невольно приглушает голос: из телевизора несутся вопли, крики, завязывается отчаянный поединок на шпагах.– В чем дело? Я ждала-ждала Мари и забеспокоилась. Она должна была прийти за малышом в семь. А уже скоро восемь. Откуда мне было знать, что вы дома? Мари!!– Ее нет. Она вышла.– Когда?– Не знаю, около шести. Я вернулся в полшестого. Я давно так рано не приходил.– Вы поссорились?– Нет. Я уснул. Когда я пришел, она принимала душ, потом…– Потом?– Ничего.Не рассказывать же ей о том, что произошло, или, вернее, что не произошло.Спящий Ив вертится на руках у бабушки.– А почему Ив был у вас?– Я два-три раза в неделю беру его после обеда.И этого он не знал. Ив у бабушки, дети в школе, Мари моется под душем в пять часов вечера. Луи отгоняет неприятную мысль.– Наверное, она ушла, пока я спал.– Она вам не сказала, что пойдет ко мне?– Нет.Она сказала только: «Ступай в спальню, дети придут с минуты на минуту».– Она ничего вам не сказала, вы уверены?– Говорю вам, ничего.Пока не пришла Симона, он спал, как скотина, раздавленный усталостью – с каждым вечером она становится все более и более тяжкой.Он не сразу припоминает голос Мари, голос сухой, возмущенный. Она рассердилась. Нет, нет, не может быть. Она рассердилась потому, что… Он улыбнулся. Смешно, если после двенадцати лет замужества Мари обиделась на него за то, что он уснул. Разве он на нее обижается – а ведь она вот уже несколько лет дает ему понять, что ее это больше не интересует. И если ночью к нему приходило желание, либо отталкивала его, либо равнодушно принимала его ласки. И все же надо признать, когда он вынес ее на руках из-под душа, она была не похожа на себя – глаза блестят, ластится, как кошка, а потом бросилась на диван в гостиной, будто до спальни так уж далеко.Да ведь они уже не первый год женаты. Ну, уснул он. Подумаешь, трагедия. Разве что он своим приходом расстроил ее планы.– Пойду уложу Ива. Я его покормила перед уходом. Вы бы закрыли ставни.– Где «Телепрограмма»? – бубнит Жан-Жак. – Восемь часов. Мы пропустим начало «Афалии». Отдай мою книгу.– Кто ищет, тот найдет, – дразнится Симона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46