Младояр вытаращился на Иггельда, силясь понять — а в этот раз кто пошутил?!
* * *
Дидомысл давно заметил мявшегося в дальнем углу палат сына, но вида не подавал. Понятное дело, спросить чего-то хочет, да так, чтобы наедине. А тут — полны палаты народу, шум, галдешь — хоть ухи затыкай, у всех дела неотложные. Яснополку — денег на дружину подавай, купцы — через одного — с жалобами, а тут целая дружина заявилась мореходов крутенских… Маяк, им, понимаешь ли, строй возле устья! Оно конечно, торговля на море Гинтарном растет со дня на день, ладьи так и шныряют туда-сюда. Впрочем, можно и с Младом парой слов перемолвиться, может — чего важное? Князь поманил Младояра, шепнул — мол, ну, что там у тебя?
— Я так понял, купцы друг дружку перерезали, кто-то с чем-то сбежал…
— И что? — не понял князь.
— А кольчуга-то где? — напрямую спросил Младояр.
— Где бы ни была, я своему сыну на плечах цену целого города носить не позволю! — жестко ответил отец, потом добавил помягче, — Мне сын дороже…
Ветер носил по земле палые листья, переворачивал и так, и сяк. Красиво было бы, да солнышко ушло, да и ветерок не приветлив боле. Сверху посыпало мелким белым, будто крупой. Первый снег… Конец бабьему лету!
Младояр возвращался в Старые Палаты, окончательно уверившийся, что кольчужку так никому и не продали. Лежит, небось, где-нибудь в подвалах, за тремя дверьми, в простеньком сундучке. Или, вовсе — закопана… Ну и ладно. Что кольчуга расчудесная, все одно — мала. Вот Сойка…
Нас не могут забыть!
Вот и пещеры позади, возня с кольчужкой миновала, да и лето осенью сменилось. Младояр высоко задрал нос — теперь и он тоже лекарь да ведун. Уже без шуток — отроки, да юноши, да чего там — отроковицы подкарауливают младшего княжича где придется. Молва пошла — умеет бородавки сводить, Слово знает! По первому разу, еще себе не доверяя, Младояр и шептал на ушко, как учили, и густым соком травы чистотела мазал. А потом вошел в раж — шепнет мальчишке на ушко, через пару деньков — нет бородавки на том самом месте, что так стыдило. Заходили и взрослые мужи, и девчата…
«Вот, обзывала меня девчонка ведуном, так пусть и будет! Бородавки — только начало…» — подумывал княжич. А Игг еще и подливал маслица в огонь: «Ты с них за лечение чего-нибудь бери. Ну, что с девок брать — твое дело… А парни — пусть хоть пирога принесут, хоть — гуся. Ты не захочешь — я слопаю!».
Еще через пару дней настроение сменилось, Младояр неделю ходил сам не свой, думал. Еще бы — небо в тучах, ветер холодный, все осенние красоты дерев — уже на земле, с грязью перемешаны. Иггельд не спрашивал паренька — вся эта история с захоронением древнего и на старика произвела глубокое впечатление, заставила задуматься о том, что смерть не самое страшное, что может сотворить над собой человек. И что логика деяния, задуманного на тысячелетия, может привести к нежданному результату…
Но, как оказалось, княжич размышлял совсем о другом… Вечерело, с небес временами что-то капало, но так — мелочь, за дождь можно не считать. Княжич, а за ним — и лекарь, как заколдованные, проблуждав в разговорах пол-дня, пришли к тому самому месту. Встали поодаль, шагах в двух ста. Оказалось, что сюда продолжают ходить люди. Вот отрок лет двенадцати привел двоих мальчуганов лет по семь-восемь, было видно, как рука отрока показывает то туда, то сюда, а рот открывается и закрывается. Еще бы — теперь есть что рассказать, после того, как закопали! Неудивительно, что мальцы слушали «очевидца» раскрыв рты. Брешет, небось, как в пещеру ходил, с мертвецами лясы точил…
— Я все понимаю, — нарушил молчание Младояр, — и что себе не только одну жизнь спортили, но и все последующие, и другим тоже… Вместо того, чтобы жить да жить — страдали в подземелье, считая, что добились вечной жизни! Это да…
— А что — нет? — заинтересовался Иггельд.
— Так ведь они великими волшебниками были, тогда, в древности! Сколько всего умели. Страна их велика была, от одних гор и до других, как он сказал. А ведь нам что до Репейских, что до Святых гор — далеко-предалеко! А других гор поблизости, ты сам говорил, нет и никогда не было, ибо живем мы на Святой Земле, девственность которой горы не нарушали…
— Эк ты красиво заговорил, стоит записать! — усмехнулся старик, довольный, что его ученик не зря столько читает — речь княжича становилась все мудренней, казалось, в четырнадцать лет ему впору самому писать умные свитки…
— Я не к тому…
— А к чему?
— Вот и зверей волшебных они приручали, на мышах клыкастых катались, змеев крылатых, что жеребцов, седлали. Опять же металлы выплавляли легкие, да прочные, не ржавеющие… Словом — великие люди жили. В великом княжестве!
— Согласен, — кивнул головой Иггельд.
— И ничего от них не осталось, от этих великих людей, от их страны от гор и до гор, от их мудрости… Ни в одном свитке не слова! Никто из мудрецов, а уж про сказителей и говорить нечего — никто их не помнит. Как будто и не жили они вовсе!
— Так сколько времени прошло! Вспомни, мы же считали, вот вечная лампа со свет-духом через три тысячи лет уже тускла, огонь только в полной темноте заметен, а свет лампы из этого подземелья даже кошки не разглядели! Опять же, мертвец-то рассказывал, что ближняя к нему река в дне пути текла. И что звезды не узнал — помнишь? Тут дело серьезное, может — тьму лет пролежал он в своем бессмертии вожделенном, а может — и дюжину раз по тьме… Не зря же эре нашей, смертных, больше чем четыреста тысяч годков!
— Может, он почти столько и пролежал? Четыреста тысяч лет…
— Может! — Иггельд покачал седой головой, — Ну, тогда совсем обидно, можно было за четыреста тысяч лет, если считать жизнь лет за сто… Четыре тысячи жизней прожить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125