— рассказывал Младояр.
— А, может, сапог?
— Не, не сапог, — засмеялся княжич, — муравейники целы!
— И что же, много ли нашлось желающих ту кольчугу купить?
— Поначалу толпа стояла, даже некоторые из дружинников счастье попытать пришли. Даже Речаня со своими пирогами приперся! Но когда самые толстые купчины по-одному к отцу заходить стали, да слухи пошли, какие мены предлагают — вся торговая мелочь и отхлынула. В конце концов, осталось четверо купцов, все другие — отступились.
— И сколь велики посулы?
— Да ты не поверишь! — воскликнул Младояр.
— Поверю, — успокоил княжича Иггельд.
— Отец смеялся — нессиль кольчужные плащи предложил, вот уж воистину, своего добра что ли мало?! Все одно, что везти олово торговать на Оловянные острова… Хотя что у них, нессилей есть, окромя оружья? Зато много — разговор аж о тыщах. Салех готов два каравана с шелками цветными, умелыми руками хуасей сотканными, вместе с двугорбыми отдать…
— Умерзнут в зиму, — пожалел добрых животных лекарь.
— Дык их сразу и сторговать можно, все одно деньги, — резонно возразил юноша, его нос с шумом набрал в легкие воздуха, дабы продолжить, — Галий серебра предложил, да трудно представить сколько. Мерил в тысячах тысяч драхм, я и цифер таких не знаю… Четвертый, из Хиндеи — злато да лалы со смарагдами предлагал, злата — что сам князь весит, а узоречий — сколько я. Представляю, буду сидеть на краешке весов, свесив ножки…
— И что же князь избрал? Горы серебра, злато иль шелка?
— Князь наш Дидомысл объявил, что думать будет, это раз. И второе — мол, просят купцы слезно, как решит, кому кольчугу продать — чтоб никто не знал, а то, мол, пограбят, коли прознают!
— Неплохо князь придумал! — подмигнул ведун воспитаннику.
— Что придумал? — удивился словам Иггельда Младояр.
Но старик не стал отвечать, лишь хохотнул еще раз…
— Ладно, Игг, не хочешь объяснять — и не надо, — княжич уже давно привык к такого рода воспитанью — ведун частенько заставлял Младояра ворочать мозгами в стремлении разгадать суть какой-нибудь недоговоренности. И, как обычно, старик устраивал дело так, что он — умный, чему-то смеется, а Млад — дурак, не понимает… — Помнится, рассказывал ты мне, как досталась тебе кольчужка, что, мол, снята она с каменного истукана отважным горцем…
— Кто его знает, отважным иль жадным? Скорее — второе. Стал бы ты, Млад, снимать с идолища, даже ежели то божество тебе чуждое, одежду ему дарованную?
— Нет.
— А коли то памятник любви беззаветной?
— Так что за истукан, расскажи, Игг! — Младояр обожал такие истории, — Кто поставил его, когда?
— Истукан — не истукан. Скорее каменное изваянье. Я позже сам взбирался на ту гору, мысль еще свербела — а не вернуть ли кольчужку на законное место. Да не получилось. Видать, когда кощунственное деяние свершилось, рухнула скала за тем парнем, повезло ему — удержался за краешек, над пропастью повис. Руки сильные, тело подтянули, ушел смельчак невредимый. Токмо кольчуга ему все одно удачи не принесла. Задушили во сне… Говорят, и ее тоже — задушили…
— Кого — ее?
— Слушай, лучше по порядку. Ну, глаза у меня и сейчас зоркие, вот только нитку в иглу вдеть никак не получается, — Иггельд уже объяснял княжичу, хочешь не хочешь, а к старости только вдали четко и видишь, — долго я смотрел на то место, где та каменная дева стояла.
— Дева?
— Все легенды говорят — дева, — подтвердил старик, — смотрю — вроде ноги стоят каменные, а выше — ничего. Как будто только на кольчуге все и держалось. А может — так оно и было. Если кольчужка та ушедшей в навь красной девице принадлежала, частичка духа ее там и прижилась, тем и камень держался. Ведь стоял, мудрецы сказывали, давно, два льда пережил, и — вот… Покрали кольчугу — и камень рассыпался.
— Кто же его туда занес, на вершину скалы?
— Не занес, Млад, я долго приглядывался, остов каменной девы прямо из скалы рос, я так думаю, ее из верхушки горы и вырубили! Лица ее никто из живущих смертных не видел, но сказывали — красоты неземной. Вот только давным-давно прошел теми местами народ, чьи боги запрещали рисовать да из камня ваять изображенья людей да живности. Залез их каменотес на вершину, да тот лик прекрасный и побил, голову статуи разбил, а ниже — не тронул. Не жаден тот народ был, на кольчугу не покусился — исполнил закон, да пошел дале…
— А еще?
— Еще сказывали, в недавние времена приходил в те края тот, кто деву из камня вырубал…
— Он кто, человек или бог?
— Бог не бог, а как увидел, что с ликом любимой сделали — сел рядышком, да три дня рыдал.
— А потом?
— Потом — ушел, — пожал плечами Иггельд.
— Как же он, ежели бессмертный, свою любимую девушку от смерти не спас? Или только рыдать и умел? — возмутился Младояр.
— То древняя легенда, — вздохнул старик, — пока они вместе были — всех врагов побеждали, и волшебников, богов, змеи крылатые службу несли… Вот только отправилась как-то та дева к отцу родимому, повидаться. А тот ее и предал, врагам отдав. За какую-то малость…
— Такого быть не может, — твердым голосом произнес княжич.
— Потому и помнят сквозь тьму лет, кабы делалось лишь то, что может — давно б забыли, — объяснил Игглеьд.
* * *
— Чего это они засуетились? — недоумевал лекарь, которому никак не удавалось пройти в княжеские палаты. То и дело Младояр — ужом ввернулся, проскочил. И машет рукой наставнику — чего, мол, застрял.
Все-таки, как меняется человек, вернее — как преображает его то дело, которым он занимается. Полвека назад, отроком, Иггельд тоже пролез бы, кого и толкнул — ничего. Тридцать лет назад — расшвырял бы этих купчишек да служек, что снуют туда-сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125