Единственный раз папа пришел на баскетбольный ма
тч, когда я был в десятом классе, и занял место на трибуне Ц странный лысе
ющий чудик в поношенной спортивной куртке и не подходящих по цвету носка
х. Отец не был грузным, но пояс его брюк скрывался между складками на живот
е, словно он был на третьем месяце беременности. Я почувствовал, что не хоч
у иметь с ним ничего общего. Мне было так неловко за отца, и после матча я к н
ему не подошел. За это я собой не горжусь, но уж каков есть.
Дальше Ц хуже. В одиннадцатом классе мой бунт достиг апогея. За два года о
ценки у меня значительно снизились Ц скорее от лени и небрежения, нежел
и от отсутствия ума (как мне нравится думать). Несколько раз отец ловил мен
я поздно вечером, когда я пытался незаметно проникнуть в дом (от меня рази
ло, как из бочки). Однажды я прибыл домой с полицейским эскортом после вече
ринки, где в открытую употребляли наркоту и спиртное. В наказание папа за
пер меня дома, и я демонстративно сбежал на две недели к приятелю, разозли
вшись на него за то, что лезет не в свое дело. Когда я вернулся домой, папа ни
чего не сказал, а утром на столе меня, как всегда, ждали яичница и тост с бек
оном. Выпускные экзамены я кое-как сдал Ц подозреваю, что незаслуженные
удовлетворительные оценки стали своего рода маленькой взяткой за изба
вление школы от записного хулигана. Я видел, что отец беспокоится: иногда
он в своей тихой манере заводил разговор о колледже, но к тому времени тве
рдо решил обойтись без высшего образования: я хотел работу, машину и все м
атериальные блага, которых не видел восемнадцать лет.
Я скрывал правду до конца выпускных, но когда отец узнал, что я не подал за
явление о приеме в двухгодичный колледж, он заперся в «берлоге» на весь о
статок вечера и на следующее утро ничего не сказал мне за яичницей с беко
ном. Вечером того же дня он попытался увлечь меня дискуссией о монетах, ка
к за соломинку хватаясь за наше прежнее дружеское общение, которое как-т
о незаметно сошло на нет.
Ц Помнишь, как мы ездили в Атланту, когда ты нашел пятицентовик с бизоном
, который мы искали несколько лет? Ц начал он. Ц Нас еще тогда сфотографи
ровали. Никогда не забуду, как ты был счастлив. Это напомнило мне о детстве
и о моем отце.
Я помотал головой. Все разочарование жизнью, которую вел отец, вдруг рван
улось на поверхность.
Ц Меня достало слушать про монеты! Ц заорал я на него. Ц Знать их больше
не хочу! Тебе нужно продать чертову коллекцию и заняться чем-то еще, чем у
годно!
Отец промолчал, но до сегодняшнего дня я не забыл выражение муки на его ли
це. Отвернувшись, он поплелся в свою «берлогу». Я обидел его, и хотя говори
л себе, что не хотел, так получилось, я кривил душой. С того дня отец редко за
водил речь о монетах. Я тоже помалкивал. Между нами разверзлась пропасть
Ц нам стало нечего сказать друг другу. Через несколько дней я заметил, чт
о наша единственная фотография исчезла со стола, словно отец боялся, что
малейшее напоминание о монетах оскорбит мои чувства. В тот момент, пожал
уй, так оно и было. Я решил, что отец попросту выбросил снимок, и это меня сов
ершенно не тронуло.
Пока я рос, мне как-то не приходила в голову мы
сль пойти в армию, хотя восточная часть Северной Каролины Ц один из самы
х густо усеянных военными объектами районов (в нескольких часах езды от
Уилмингтона семь военных баз). Я привык считать, что армейская карьера Ц
это для лузеров. Кому охота, чтобы тобой всю жизнь помыкали всякие стриже
ные шестерки? Вот уж не мне и не моим одноклассникам, кроме разве что некот
орых парней, записавшихся на курсы вневойсковой подготовки офицеров ре
зерва. Основная масса зубрилок поступили в университет Северной Кароли
ны или в государственный университет Северной Каролины; те, кто учился н
еважно, поддержали свое реноме аутсайдеров, перебиваясь кое-как, попива
я пиво, болтаясь по городу и как огня сторонясь любой работы, которая треб
овала хоть капли ответственности.
Я попал во вторую категорию. За два года после окончания школы я сменил не
сколько мест работы Ц собирал на тележку грязную посуду со столов в «За
холустном стейк-хаусе», отрывал корешки билетов в местном кинотеатре, т
аскал коробки в «Стэплс», пек блины в «Уофел-Хаусе» и работал кассиром в д
вух магазинчиках для туристов, где продают всякий хлам для отдыхающих го
рожан. Я тратил все заработанные деньги до копейки, питал ноль иллюзий на
счет продвижения по служебной лестнице, и рано или поздно меня отовсюду
увольняли. Какое-то время мне было все равно: я жил в свое удовольствие, до
поздна катался на серфе, ночевал на работе и вовсю пользовался преимущес
твами жизни с родителем Ц не тратил ни цента на оплату квартиры, еду, меди
цинскую страховку и сбережения на черный день. Впрочем, у других дела шли
не лучше. Я не чувствовал себя особенно несчастным, но через какое-то врем
я начал уставать от такой жизни. Не от катания на серфе, разумеется, Ц в 1996 г
оду по побережью пронеслись ураганы Берта и Фрэн, обеспечив мне лучшие в
олны за несколько лет, Ц но от бесцельного сидения в баре «Лерой» после с
ерфинга. Я начал понимать, что все вечера похожи один на другой: я так и буд
у пить пиво, изредка встречая в баре кого-нибудь из бывших однокласснико
в, и он будет спрашивать, чем я занимаюсь, и я буду отвечать; затем он расска
жет, чем занимается сам, и не нужно быть гением, чтобы понять Ц мы оба на гл
аденьком шоссе в никуда. Даже если у кого-то имелось собственное жилье, ко
торого не было у меня, я не верил их признаниям в любви должности копателя
канав, или мойщика окон, или перевозчика уличных туалетных кабинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13