- Аминь, - раздалось за калиткой, затем стукнул засов, и калитка распахнулась.
Во дворе стоял большой пятистенный дом. Сквозь закрытые ставни не видно ни огонька.
Впустившая их женщина осталась у калитки, видимо поджидая кого-то еще, а Манефа Семеновна, взяв Сергея за руку, поднялась с ним на крылечко. Затем вошли в дом. В сенях чуть-чуть горел фонарь и было почти темно. Откуда-то справа доносился неясный говор. Манефа Семеновна уверенно открыла обшитую кошмой дверь, и они очутились в просторной комнате. В переднем углу на столе горела тоскливым мигающим пламенем свечка, еще слабее светил чахлый огонек лампады. В комнате стоял полумрак. Середина была ничем не занята, и Сергею сначала комната показалась совсем пустой. Приглядевшись, он увидел за столом двух стариков. Вдоль стен на скамьях тоже сидели люди, в большинстве женщины.
- Богу слава! - от порога сказала Манефа Семеновна.
- Аминь, - ответило несколько голосов со скамеек.
Манефа Семеновна и Сергей подошли к столу.
- Крестись, - подсказала Манефа Семеновна, и Сергей начал креститься.
Затем Манефа Семеновна низко поклонилась сидевшим за столом. Один из них поднялся и три раза перекрестил старуху и Сергея.
- Садись, сестра во Христе...
На одной из скамеек нашлось свободное место, и они сели. Глаза Сергея понемногу начали привыкать к полутьме, и он яснее стал различать предметы вокруг себя.
Пробили часы. Мужчина за столом, который перекрестил Манефу Семеновну и Сергея, снова поднялся и, сложив руки на груди, заговорил:
- Братие и сестры во Христе! Настал наш час. Отдадим господу богу все свои помыслы и сердца.
- Это старец Никон, - прошептала на ухо Сергею Манефа Семеновна.
Сергей с любопытством взглянул на него. Старец Никон по внешнему виду ничем не был примечателен: невысок ростом, лысоват, с жидкой клочковатой бороденкой. А Сергей почему-то представлял его себе совсем не таким: могучим, рослым, широкоплечим. И голос у него, казалось ему, должен быть другой - сильный, басовитый. Старец же Никон обладал голосом не только не громким, но, скорее, тихим, мягким и ласковым, даже немного грустным и жалобным.
Старец вышел из-за стола, опустился на колени и, крестясь, принялся раз за разом бить поклоны, а за ним все, кто был в комнате. Тогда и Сергей, следуя за другими, тоже встал на колени.
Но вот старец поднялся, низко поклонился своим единоверцам, они ответили тем же, снова сложил руки на груди и, глядя куда-то вверх, словно над ним и не было потолка, заговорил радостным и взволнованным голосом:
- Братие и сестры во Христе! У нашей сестры Манефы мирские горести, на смертную войну уехал ее многогрешный родственник и оставил на ее слабых руках невинного младенца. И тоскует сестра Манефа, не хочет, чтобы младенец остался сир, денно и нощно молится богу-вседержителю и младенца приобщила вере Христовой, невзирая на строгий ей запрет. Многие уже сложили головы на поле брани, господь строго карает многогрешных отступников. Молитвы же сестры нашей Манефы и невинного младенца услышал господь и до нынешнего дня щадил жизнь отцу младенца - многогрешному Николаю Зотову. Сестра Манефа просит нас отблагодарить всевышнего за его доброту. Отблагодарить подобающим на такой случай молением и просить всевышнего взять под свою нерушимую защиту многогрешного Николая Зотова, даровать ему жизнь за ради младенца Сергея. Так помолимся!
Снова опустившись на колени и глядя куда-то вверх, он запел. Запел тихо, чуть слышно. За ним подхватили все. Песня была протяжной, торжественной. До этого Сергей ее не слышал. Она не походила на те песни, которые любили когда-то петь отец и мать, на те песни, которые частенько приходилось слышать ему на улице. И слова в ней были так же непонятны, как и в молитвах, которым научила Сергея Манефа Семеновна.
Сначала, когда запели все, голос старца Никона не выделялся, будто утонул среди других голосов, но чем дальше, тем все слышнее становился он. Все остальные голоса, казалось, только понемногу, слабо помогали, чуть-чуть поддерживали его, а он звенел с такой красивой силой, что Сергей не мог оторвать от старца глаз. Да и не только Сергей, все невольно смотрели на него.
Когда псалом допели (Сергей узнал, что песня называлась "псалом"), старец Никон снова сел за стол; остальные уселись на свои места по скамейкам. Теперь поднялся другой старик, сидевший рядом с Никоном. Он придвинул поближе свечку, раскрыл лежавшую перед ним толстую книгу, очень похожую на ту, которую видел Сергей у Манефы Семеновны, и начал читать вслух. Сергей прислушивался, но не мог ничего понять: старик читал хрипловатым голосом, было трудно разобрать, что он говорит, да и слова, которые он произносил, оказались также незнакомы Сергею. Мальчику показалось, что он уже где-то видел старика, но где - не мог вспомнить. И вдруг его словно осенило - это же тот самый хрипатый старик, который когда-то привязал Шарика к столбу, а потом хотел отобрать его у Зотовых... Чего он тут? Зачем пришел?
- Это Степан Силыч, - шепотом пояснила Манефа Семеновна, будто угадала мысли Сергея. - Он помощник старца Никона.
Скоро Сергей устал слушать, его потянуло в сон, и он сказал об этом Манефе Семеновне. Она прицыкнула на него и даже сердито дернула за рукав, чего с ней еще никогда не было.
- Грех! Мы зачем сюда пришли?
Сергей ничего больше не стал говорить, но обиделся. Спать захотелось сильнее. Хотя Манефа Семеновна и накричала, справиться со сном он не мог. Ко сну располагало еще и монотонное чтение хрипатого. Глаза слипались, голова бессильно клонилась вниз.
Старец Никон подошел к Сергею и ласково провел рукой по голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79