- Приехал, стахановец? - совсем беззвучным голосом, таким хриплым, что даже трудно было разобрать слова, спросил он.
- Приехал, - нехотя ответил Сергей.
- Ну, здорово, если так. Молодец, что решился. Нечего на дядю чертоломить, пускай дураки отдуваются.
Сергея подмывало хотя что-нибудь возразить этому противному человеку.
- А я не на дядю.
- А на кого же тогда? На тетю? Или, может быть, для себя? насмешливо спросил Силыч.
- Для государства.
- Ну, ну. Оно небось тебе новые штаны купит?
- Не обязательно работать за штаны.
- Для фронта? - так же насмешливо бросил Силыч.
- Для фронта.
- Понятно. Только знай, вьюноша, что все сие не угодно богу. Да ты умный парень, сам понимаешь. И в Евангелии разбираешься не хуже другого. Словом, вернулся домой - и разговору конец. Ноют небось колхознички насчет дождей?
- Вся работа встала.
- Я и говорю - богу не угодно. Не то еще будет. Он и потоп может наслать. Кто хочет спастись - бросай мирские дела и берись за божеские. В молитве спасение. И ты тоже долго не оттягивай, берись-ка помогать нам. Заработаешь царство небесное. Для того и живет человек на земле.
Сергей неохотно слушал Силыча, с нетерпением ожидая, когда тот уйдет. Видя, что разговор не клеится, Силыч заговорил о цели своего прихода.
- Я завернул к вам насчет собаки, Манефа Семеновна просила.
- А чего она просила?
- Дурная собака твой Шарик. А может, спаси бог, беситься собирается? Мысленное ли дело, ничего не жрет и воет все ночи напролет.
- Он по мне заскучал.
- Не отрицаю. Может, и заскучал. Только ты, вьюноша, и то прими во внимание, что собака понапрасну выть не станет. Доказано! Или свою погибель чует, или же людям беду накликает. Словом, не к добру это, а к беде. Давно замечено. Вот я и принес. - Силыч достал из кармана синеватую тряпицу, положил ее на стол и осторожно развернул. В ней оказался порошок. - Мор! - таинственно сказал он. - Сильное вещество, до завтра до утра и лапы вытянет. Только надо, чтоб сглотнул, с мяском бы дать, что ли? Самому надо осторожность блюсти... словом, мор.
- Вы что, собираетесь Шарика морить? - спросил Сергей и почувствовал, что сердце у него стало колотиться часто и гулко.
- Манефа Семеновна просила, - словно оправдываясь, сказал Силыч. - А она не о себе думает, о других у нее забота.
- Это вы его избили?
- Бить не бил, а по просьбе Манефы Семеновны хотел поучить малость. Ты то учти, ей жизни от него, проклятого, не стало. И соседям тоже муторно. Волнуются и опять же выговаривают.
- Даже глаз зашибли. А еще... - Сергей хотел сказать: "А еще в святые лезете", но вместо этого сказал: - А еще писание читаете. Как там сказано? Блажен человек, который и скотину милует. А вы, как Гитлер...
- Вьюноша, вьюноша! Негодную тварь и господь велит истреблять. Святое писание понимать надо.
- Забирайте свой поганый мор, а Шарика я не дам травить.
- Могу и забрать. - Силыч так же осторожно завернул порошок в тряпицу и сунул ее в карман. - Тогда до свидания. Пойду домой, кости покоя просят. - Не дойдя до калитки, он вернулся: - А Манефа Семеновна знает о твоем приезде?
- Нет, - не задумываясь, ответил Сергей. - Я вот только что...
Силыч ушел.
Интересно, зачем он спросил? Должно быть, неспроста. И посмотрел как-то... подозрительно. Куда же он потопал? Домой? Или с доносом к Манефе Семеновне?
Нужно бы в баню сходить. Нет, на этот раз можно и без бани обойтись...
Сергей вернулся в избу, убрал со стола, запер дверь, ключ положил на прежнее место и, выманив из-под крыльца Шарика, ушел с ним на бригадный двор, а оттуда снова уехал в поле.
Сергея и его Шарика в бригаде встретили шумно и радостно.
Дождливая погода затянулась. Днем обычно было пасмурно, по нескольку раз принимался лить дождь.
Косари укрывались от дождя в будках, здесь же приходилось завтракать, обедать... Было тесно, но никто не обижался - в тесноте, да не в обиде... Первые дни настроение у всех держалось хорошее, веселое. Ребята устраивали громкую читку, много пели. Но с течением времени в разговорах все чаще и чаще стало слышаться беспокойство за успешное окончание сенокоса. Тревожиться действительно было от чего: приближалось время уборки хлебов и все хорошо понимали, что если затянется непогода, с сенокосом до уборочной не управиться. А продолжать косить сено и убирать хлеб одновременно колхозу не под силу, нет рабочих рук. Значит, как только поспеют хлеба, придется приостановить сенокос. А это уже грозило бескормицей.
Обо всем этом подолгу толковали в будках. Обычно разговор вели взрослые, а ребята молча сидели, прислушивались. Но когда завязывалась беседа и среди них, то главная тема была та же, что и у взрослых.
На стан неоднократно приезжала Семибратова. Она по-прежнему держалась уверенно, не скрывала, а, наоборот, подчеркивала, что создалось исключительно напряженное положение и что выход один - как только снова наступят погожие дни, нужно работать и работать не покладая рук, как никогда не работали.
ЕЩЕ КЛЯТВА
В один из своих приездов Семибратова сказала Павлу Ивановичу, что в правлении колхоза приходила Манефа Семеновна и просила передать Сергею, чтобы, не откладывая, ехал домой.
- Ну как, отпустите напарника?
- Он же недавно ездил, - удивился Павел Иванович. - Но если зовут пускай едет. Все равно погода стоит нерабочая. А зачем он понадобился, бабка не говорила?
- Нет.
- Откровенно говоря, эта поездка мне не очень нравится.
Сказали Сергею. Он не только не обрадовался, но даже смутился. Когда узнал, что Семибратова берет его с собой и должна скоро уезжать, засуетился и стал торопливо укладывать вещи.
Павел Иванович удивился:
- Ты разве не собираешься вернуться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79