Тогда классный руководитель решил сходить к ученику домой. Он знал, что Сергей сирота и с малолетства живет с бабкой, дальней родственницей матери.
Откровенного разговора в тот вечер с Манефой Семеновной не получилось. Она была занята какими-то делами на кухне и с трудом скрывала свое неудовольствие по поводу прихода непрошеного гостя. Молча выслушала его, изредка кивая головой. Затем расчувствовалась, запричитала, стала то и дело называть Сергея несчастным сироткой и подносила к глазам платок.
Павел Иванович заметил, что в разговоре с ним Сергей теряется, не сразу находит ответ на вопрос и, прежде чем ответить, поглядывает на бабку, словно спрашивает ее совета или поддержки. И Манефа Семеновна как-то отвечала на эти его немые вопросы: или молчаливым кивком головы, а то и просто взглядом.
Павлу Ивановичу показалось, что старуха любит своего воспитанника, может быть, даже балует его, но вообще держит строго и Сергей не только слушается ее, а побаивается: скорее всего потому и слушается, что побаивается.
Когда Павел Иванович ушел, Манефа Семеновна закрыла за ним дверь и, недовольно взглянув на Сергея, прошла на кухню. Сразу видно - сердится. А на кого? Должно быть, на Сергея. Интересно почему? Сергей ни одного плохого слова не сказал и вообще вел себя будто как надо, так за что же на него сердиться? Взяла бы Манефа Семеновна да прямо и сказала, чем недовольна, а то сиди вот и думай, в чем твоя провинность.
На пороге появилась Манефа Семеновна. На лице ее уже не было того недовольства и гневливости, которое так обеспокоило Сергея. Она подошла к нему и ласково провела рукой по голове. Сергей не ожидал такого, а сейчас особенно, и удивленно взглянул на нее. Значит, она сердилась не на него? А старуха ничего не сказала и занялась своими делами. Уже вечером, перед сном, спросила:
- Из-за чего он приходил, учитель твой?
- Ко всем ходят.
- Может, там что-нибудь непотребное случилось, да я не знаю? допытывалась Манефа Семеновна.
- Если б что не так, он сразу бы сказал.
- А вот жалуется: на занятиях будто подремываешь. Я уж греха на душу хватила, свалила все на болезнь. Как это понимать?
- У меня и вправду бывает - голова болит, - сказал Сергей и тут же пояснил: - Может, и не болит, а просто мутнеет. И в сон тянет. Уроков много задают. Готовить не успеваю.
- Ну, а другие как?
Сергей помолчал.
- У меня каждый вечер на одну Библию вон сколько времени уходит.
- Не греши, - строго оборвала Манефа Семеновна. - Божье слово на пользу человеку дадено. И никогда во вред не бывает. Только во спасение.
Сергей не стал возражать, но сам подумал, что, пожалуй, сколько хочешь сиди над Библией, а если уроков не выучишь - двойку схватишь как пить дать.
- Сереженька, - снова заговорила Манефа Семеновна, - ты уж как-нибудь старайся там, солнушонок, чтоб без всяких замечаниев. И нечего ему к нам ходить. Глаза-то у человека так и шарят, так и бегают. Насквозь норовят пронзить тебя. И опять же - насчет Библии, смотри, ни слова. Дела божьи пускай в душах наших остаются.
Но все же, как ни была настроена Манефа Семеновна против посещений Павла Ивановича, он вскоре снова зашел к Зотовым. Поводом для этого послужило вот что...
Шла весна.
Приближался религиозный праздник пасхи. Сергей знал, что для Манефы Семеновны этот праздник считался самым большим; к нему Манефа Семеновна готовилась по-особому: за месяц с лишним они с Сергеем начали поститься, ели только хлеб да овощи и то не досыта; молились каждый раз подольше, чем обычно, а вечерами по нескольку часов просиживали за Библией - Сергей читал вслух, а Манефа Семеновна неподвижно сидела напротив и, не спуская с Сергея глаз, слушала. Иногда она глубоко вздыхала и часто-часто крестилась. Сергей больше половины не понимал из того, что читал, и только смутно догадывался, о чем там шла речь, поэтому читать Библию было ему неинтересно, ослушаться же Манефу Семеновну он не смел. Сначала он думал, что Манефа Семеновна от слова до слова понимает все написанное в Библии, но скоро убедился, что она тоже не лучше его разбирается в премудростях славянского языка.
За несколько дней до праздника Манефа Семеновна сказала Сергею, что завтра "страшное", или, по книжному, страстное, бдение и старец Никон велел привести и детей, которые возрастом постарше.
- А о тебе, Сереженька, он особливо наказывал. Так что завтра нам с тобой идти вместе.
Сергей насупился:
- У нас четверть кончается, повторять вон сколько...
- Какой же ты темный, - вздохнув, покачала головой старуха. - Будет на то божья воля - со всеми уроками справишься, а не благословит - хоть расшибись, толку не получится.
- Узнают ребята - засмеют, - хмуро заговорил Сергей о том, что беспокоило его больше всего.
- А не узнают, - убежденно сказала Манефа Семеновна. - Мы же вечером пойдем, когда стемнеет, а возвернемся - еще и не рассветет. Как тут узнать? Да и то надо сказать, за веру и поношение принять не страшно. Ежели, конечно, понадобится. Ты еще молоденький и в вере некрепкий, а, скажем, придись на меня... Чтоб никого другого, а только одной меня дело касалось...
Манефа Семеновна замолчала и, сжав руки на груди, сверкающими глазами уставилась в потолок. Хотя она и не досказала своей мысли, но Сергей и без того понял - за свою веру Манефа Семеновна готова пойти на любые муки.
Спорить с ней он больше не стал.
На следующий вечер, когда совсем уже стемнело, они пошли в моленную.
В комнате стоял полумрак. Приторно пахло ладаном. Словно сквозь туман, Сергею вспомнилось первое посещение моленной. Сейчас людей побольше: несколько стариков, десятка два старух и женщин помоложе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79