Ведь они одним из бранных слов
И наше имя поминают!
Поносят наш великий род!
Ослом у них зовется идиот.
И ржанием зовут, себе же на позор,
Наш гармоничный смех и разговор!
Забавны люди мне. Они воображают
Себя прекраснее, чем мы.
Свои слова, свои умы
Все удивительным считают!
Нет, нет! пусть сударь говорит,
А человек пусть помолчит!
Их речь - вот истинное ржанье!
Но бросим их; не стоят и вниманья
Они порядочных ослов.
Ну, а теперь, без дальних слов,
Коснемся с вами, сударь, пенья,
В котором вашего уменья
Ламберт не в силах превзойти!
Певца вам равного найти
Не мог бы я, клянусь! Ей-ей,
Пискун пред вами соловей!.."
Другой Осел ему поспешно возражает:
"Все, сударь, в вас талантами прельщает.
Я вами восхищен всегда!.."
Но мало блеска им такого.
Расставшись, оба в города
Пошли хвалить один другого.
Рассчет простой: от похвалы других
Часть славы падала на них.
Подобных им и не среди ослов
Найдется множество. Средь даже сильных мира
Есть люди, создающие кумира
Из громких звуков сладких слов.
В беседах льстивых меж собой,
Когда б не трусили, они бы титул свой
Хоть королевским заменили...
Мои слова, быть может, смелы были,
Но я надеюсь, что в секрете
Удержит Государь беседы эти.
Я показала вам сейчас,
Как самолюбье делает смешными.
Пример того, как делает оно и злыми,
Займет другой рассказ.
Так Обезьяна говорила.
Другой же случай рассказать,
Должно быть, у нее и духа не хватило,
Он слишком щекотлив, а надо твердо знать,
Кому урок дает учитель;
Для Обезьяны ж Лев был грозный повелитель.
А. Зарин.
Упоминаемый в басне Ламбер (Мишель)-знаменитый музыкант при дворе Людовика XIV.
210. Волк и Лиса
(Le Loup et le Renard)
Старик Эзоп едва ли прав,
В лисе приметив хитрый нрав.
По мне же волк, когда себя он защищает,
Или на ближнего тихонько посягает,
Не так же ль, как лиса, хитер,
Иной же раз хитрей, чем жительница нор?
Волк и Лиса
Но если так велит учитель,
Что делать? - покорюсь ему:
Не кума серого, - прославлю я куму.
Так басенку мою прочесть вы не хотите ль?
Лисица как-то раз под вечерок
В колодце месяц увидала:
Его вода спокойно отражала.
"Эх! славный, - думает, -кружок!
Давненько уж я сыру не едала!"
К колодцу две бадьи, как водится, висят:
Одна опустится, - подымется другая.
Лисица скок в бадью, - и ведра уж стучат,
На бревна стенок набегая.
Спустилась вниз... Что делать ей теперь?
Сыр только издали, а тут - пятно пустое.
Лисица в ужасе: увы! ни в щель, ни в дверь!
А голод пуще-вдвое, втрое...
И пригорюнился мой зверь.
А время все идет. Вот миновали сутки,
И видит Лисанька, что плохи с сыром шутки;
Прошли еще одни, настала снова ночь,
И Лисаньке пришло от голоду не в мочь
Хоть волком вой!.. И, легок на помине,
Волк подошел, и сверху смотрит вниз.
Тут к серому слова, как пташки, понеслись:
"Ты ждал ли, милый кум, столь щедрой
благостыни?
Тут нам с тобой, что червяку в мякине!
Садись-ка, друг, в бадью, садись!
Ты здесь найдешь такой кружочек сыру,
Что истинно на удивленье миру!..
Когда бы сам Юпитер занемог,
Для возбужденья аппетита
Закуски б лучшей он найти себе не мог.
Я ни гу-гу: все будет шито-крыто...
Ну, полезай скорей, не бойся ничего.
Сама же вдоволь я накушалась его".
Так речь вела Лиса,
И Волк обману поддался:
В бадью залез, она спустилась
Лиса на воле очутилась.
Читатель мой! Умерь свой смех:
Смеяться над бедою грех,
И вспомни, что нередко сами
Мы обольщаемся фальшивыми словами,
И в жизни лишь ища себе утех,
Нередко поддаемся прелестям соблазна;
Судьба ж играет нами разно
И много ставит нам помех.
Н. Позняков.
Из "Апологии Федра" Ренье (прим. к б. 149); тот же сюжет трактуется в Романе о Лисице.
211. Крестьянин с Дуная
(Le Paysan du Danube)
Нельзя людей по внешности судить,
Совет хороший, хоть не новый;
Пример Мышонка может послужить
Теперь моим речам основой.
Для подтверждения того ж могу я взять
Сократа-добряка, Эзопа и с Дуная
Простого Мужика. Тех двух должны вы знать.
А третьего, изображая,
Аврелий Марк так описал:
С густою бородой, с густыми волосами,
Медведя он напоминал;
С глазами вкось под хмурыми бровями,
С отвислыми и толстыми губами,
Одет он в козью шкуру был,
Имел суровый вид и дикий,
Но у себя на родине он слыл
За умницу. И в Рим великий
С Дуная послан был в сенат
От городов как депутат.
В то время не было на свете уголка,
Куда бы жадный Рим не выслал легионы
И где б его железная рука
Не диктовала бы законы.
И вот что произнес, от гнева весь пылая,
В Сенате депутат с Дуная:
"Сенат и римляне! взываю я к богам:
Пусть мне пошлют они свое благословенье,
Пусть в сердце вложат вдохновенье,
И силу придадут моим словам.
Бессмертные, они судьбами правят
И - горе тем, кого они оставят!
Мы за свои грехи подверглися напасти
И стонем все под игом римской власти.
Не доблестям обязан гордый Рим
Своим величием и славой:
Победный меч его кровавый
Бессмертными руководим;
То боги, за грехи карая, шлют нам беды,
Даруя римлянам победы.
Но бойтесь, римляне, возмездья час пробьет!
Смягчим сердца богов мы стоном и слезами,
И Небо сжалится над нами:
На нашу сторону победа перейдет.
Ужасен будет гнев богов,
И станут римляне рабами у рабов.
Чем лучше вы других, чтоб властвовать над нами?
Что право вам дает, чтоб миром управлять,
Чтоб ужасом войны все земли наполнять,
Свободных делая рабами?..
Мы жили в тишине, тревог и бед не зная;
В трудах спокойно жизнь текла,
Как волны светлые Дуная.
Но ваша жадность нас нашла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80