ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— Сланец, блядь! Вот он сланец! — И принялся скакать по обочине в радостном исступлении, зажимая фото над головой. — Сланец! Вот он, родной!
Не знаю, что подумали мои друзья, однако из кювета вылетели, будто из катапульты. С голыми жопами. Но с кусками газеты в зубах.
Поступили опрометчиво — мимо проходил мощный автобус «Мерседес» с мелкими туристами из страны Восходящего солнца, которые тут же защелкали кинофотоаппаратурой. На долгую память. О евроазатских варварах.
Поучаствовав в эксклюзивной рекламе их джипа и русского поля, наша троица принялись выяснять отношения. Друг с другом. Кто виноват? И что делать? И кто будет платить нам за участие в рекламном ролике? Матерились так, что движение на магистрали частично прекратилось. В конце концов решили: нас будет трудно узнать на кинофотопленке. По понятным причинам. Особенно меня, искаженного от ора.
— Чего это с тобой, Алекс? — поинтересовались товарищи, когда мы продолжили путь. — Не захворал ли ты часом? От общего переутомления.
— А ну, пинкертоны, — сказал я. — Что на фотке не так?
Никитин покосился на глянцевый квадрат, а Хулио заявил, что гражданин Маслов огорчает дичь или лося.
— А если серьезно? — я готов был торжествовать.
— Так, — глубокомысленно проговорил Резо. — А чего он так целится? С корявинкой?
— Левша, — ответил Никитин. — У нас прапорщик был Уменко, козел. Ох, стрелок, мама ваша. Бац-бац — и мимо! Левшак, такой же.
— Санчо, ты чего такой бледный сделался? — заволновался Резо-Хулио. Брюхо, да?
— Нет, — скрипнул я. — Чуть выше. Где вы раньше были, вашу мать!
— Ты про что? — удивились. — В кювете были, а что?
— Тьфу! — плюнул в сердцах.
— А чего ты орал-то? — не понимали. — Когда мы в кювете были?
— Хватит про кювет, — рявкнул я.
Мои товарищи переглянулись и сделали вид, что любуются встречным пейзажем. Я помолчал, приходя в себя, а потом-таки объяснил причину своего радостного шабаша. На обочине жизни.
Кто-то предпринимает попытку убедить нас, что спецназовец Маслов есть главный организатор всех разборок. И все бы ничего, можно было и поверить, да вот промашка вышла с руками ухайдоканного. Левша-правша — это настолько на поверхности, что обратить внимание, находясь в экстремальных условиях, невозможно. Режиссер постановки торопился и не придал значению такой мелочи.
Я все время чувствовал: нам приготовили малинку. И мы бы её заглотили. Как наш друг Орехов, видимо, уже докладывающий о разгроме особо опасной банды и уничтожению её главаря. Не будет его огорчать, и ныне все оперативные действия проводим самостоятельно. Генерал, наш человек, да лакейско-штабная работа накладывает свой отпечаток. Пусть живет и процветает в своем параллельном мирке, мы же будем сражаться в своем. Реальном, как понос.
Друзья поклялись — больше никогда в жизни не укусят фруктов. Без гигеническо-санитарной обработки дегтярным мылом. Я же дал слово больше не орать благим матом. Без повода. И все свои чувства прятать в файл, выражусь так, души своей. Чтобы больше не мешать спокойно справлять нужду. Всему человечеству.
Приняв столь положительные решения, мы с праздничными сердцами помчались к прифронтовому городу, где шла необъявленная война.
И снова казалось: антрацитовая шоссейная полоса накручивается на рифленые колеса нашего вездехода. И солнечный ветер — в лицо. Вперед-вперед!
Вперед-вперед! Только в битвах молодеет дух! Не бойся яростной схватки и помни: Малым можно победить великое…
4. АКЦИЯ «ФИЛИН»
Не люблю затишье на фронте. Когда надсаживается Бог войны артиллерия, можно сладко прикорнуть под бруствером. И спать и видеть сны о тишине. А тишина, плавающая туманными сгустками неопределенности над нейтральной полосой, гнетет опытного бойца и раздражает.
Столь изысканно бранюсь по причине нервов. Шалят, черт побери! И все потому, что ничего не происходит. Повторяю для новых русских, у которых каждый день свежий покойник, павший за светлое будущее. То есть жизнь у них продолжается во всем своем многообразии.
А у нас? Мир и покой. Нет, заблуждаюсь, действие было, грустное и печальное: похороны Форы.
Помню, мелочил теплый дождик. Как в таких случаях пишут: сама природа оплакивала невинную жертву. Капли на румяном, кукольном лице искрились алмазной крошкой.
Заштатное деревенское кладбище с деревянной церквушкой было окружено автомобильным стадом. Прибыли все, кто знал живую Фору. И чувствовал свою вину за её гибель.
Девочки из «Авроры» помогали маме, сельской учительницы русской словесности. Глядя на маму, нельзя было и предположить, что у неё такая дочь — была.
Мама не задавал никаких вопросов. Хотя у неё и была такая профессия спрашивать. А какие могут быть вопросы? На кладбище.
Хотя и не понимала, почему её девочке, повязанной батистовым платочком, оказывают такие почести. Камерный оркестрик, ореховый гроб, похожий на футляр виолончели, цветы, молодые лица, прощальный дождь, отпевание…
Мои мальчики вынесли гроб из церкви — закрапал дождик, но никто не попросил закрыть гроб. Все понимали, где-то в плотных сетях деревьев плутает прекрасная молодая душа, прощающаяся с телесной оболочкой, тоже прекрасной и невинной.
Господин Свечкин вымолвил нечто невнятное о молодости, вечной музыки и несправедливой судьбе. Затем скорые и умелые могильщики опустили гроб на канатах в могилу. Из неё бил крепкий дух холодного чернозема. И через несколько минут все было закончено.
Хекая и каторжно дыша, могильщики заполнили яму. Поднялся земляной холм, его надежно охватили венками и цветами. Получился жизнелюбивый по цвету шалашик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Не знаю, что подумали мои друзья, однако из кювета вылетели, будто из катапульты. С голыми жопами. Но с кусками газеты в зубах.
Поступили опрометчиво — мимо проходил мощный автобус «Мерседес» с мелкими туристами из страны Восходящего солнца, которые тут же защелкали кинофотоаппаратурой. На долгую память. О евроазатских варварах.
Поучаствовав в эксклюзивной рекламе их джипа и русского поля, наша троица принялись выяснять отношения. Друг с другом. Кто виноват? И что делать? И кто будет платить нам за участие в рекламном ролике? Матерились так, что движение на магистрали частично прекратилось. В конце концов решили: нас будет трудно узнать на кинофотопленке. По понятным причинам. Особенно меня, искаженного от ора.
— Чего это с тобой, Алекс? — поинтересовались товарищи, когда мы продолжили путь. — Не захворал ли ты часом? От общего переутомления.
— А ну, пинкертоны, — сказал я. — Что на фотке не так?
Никитин покосился на глянцевый квадрат, а Хулио заявил, что гражданин Маслов огорчает дичь или лося.
— А если серьезно? — я готов был торжествовать.
— Так, — глубокомысленно проговорил Резо. — А чего он так целится? С корявинкой?
— Левша, — ответил Никитин. — У нас прапорщик был Уменко, козел. Ох, стрелок, мама ваша. Бац-бац — и мимо! Левшак, такой же.
— Санчо, ты чего такой бледный сделался? — заволновался Резо-Хулио. Брюхо, да?
— Нет, — скрипнул я. — Чуть выше. Где вы раньше были, вашу мать!
— Ты про что? — удивились. — В кювете были, а что?
— Тьфу! — плюнул в сердцах.
— А чего ты орал-то? — не понимали. — Когда мы в кювете были?
— Хватит про кювет, — рявкнул я.
Мои товарищи переглянулись и сделали вид, что любуются встречным пейзажем. Я помолчал, приходя в себя, а потом-таки объяснил причину своего радостного шабаша. На обочине жизни.
Кто-то предпринимает попытку убедить нас, что спецназовец Маслов есть главный организатор всех разборок. И все бы ничего, можно было и поверить, да вот промашка вышла с руками ухайдоканного. Левша-правша — это настолько на поверхности, что обратить внимание, находясь в экстремальных условиях, невозможно. Режиссер постановки торопился и не придал значению такой мелочи.
Я все время чувствовал: нам приготовили малинку. И мы бы её заглотили. Как наш друг Орехов, видимо, уже докладывающий о разгроме особо опасной банды и уничтожению её главаря. Не будет его огорчать, и ныне все оперативные действия проводим самостоятельно. Генерал, наш человек, да лакейско-штабная работа накладывает свой отпечаток. Пусть живет и процветает в своем параллельном мирке, мы же будем сражаться в своем. Реальном, как понос.
Друзья поклялись — больше никогда в жизни не укусят фруктов. Без гигеническо-санитарной обработки дегтярным мылом. Я же дал слово больше не орать благим матом. Без повода. И все свои чувства прятать в файл, выражусь так, души своей. Чтобы больше не мешать спокойно справлять нужду. Всему человечеству.
Приняв столь положительные решения, мы с праздничными сердцами помчались к прифронтовому городу, где шла необъявленная война.
И снова казалось: антрацитовая шоссейная полоса накручивается на рифленые колеса нашего вездехода. И солнечный ветер — в лицо. Вперед-вперед!
Вперед-вперед! Только в битвах молодеет дух! Не бойся яростной схватки и помни: Малым можно победить великое…
4. АКЦИЯ «ФИЛИН»
Не люблю затишье на фронте. Когда надсаживается Бог войны артиллерия, можно сладко прикорнуть под бруствером. И спать и видеть сны о тишине. А тишина, плавающая туманными сгустками неопределенности над нейтральной полосой, гнетет опытного бойца и раздражает.
Столь изысканно бранюсь по причине нервов. Шалят, черт побери! И все потому, что ничего не происходит. Повторяю для новых русских, у которых каждый день свежий покойник, павший за светлое будущее. То есть жизнь у них продолжается во всем своем многообразии.
А у нас? Мир и покой. Нет, заблуждаюсь, действие было, грустное и печальное: похороны Форы.
Помню, мелочил теплый дождик. Как в таких случаях пишут: сама природа оплакивала невинную жертву. Капли на румяном, кукольном лице искрились алмазной крошкой.
Заштатное деревенское кладбище с деревянной церквушкой было окружено автомобильным стадом. Прибыли все, кто знал живую Фору. И чувствовал свою вину за её гибель.
Девочки из «Авроры» помогали маме, сельской учительницы русской словесности. Глядя на маму, нельзя было и предположить, что у неё такая дочь — была.
Мама не задавал никаких вопросов. Хотя у неё и была такая профессия спрашивать. А какие могут быть вопросы? На кладбище.
Хотя и не понимала, почему её девочке, повязанной батистовым платочком, оказывают такие почести. Камерный оркестрик, ореховый гроб, похожий на футляр виолончели, цветы, молодые лица, прощальный дождь, отпевание…
Мои мальчики вынесли гроб из церкви — закрапал дождик, но никто не попросил закрыть гроб. Все понимали, где-то в плотных сетях деревьев плутает прекрасная молодая душа, прощающаяся с телесной оболочкой, тоже прекрасной и невинной.
Господин Свечкин вымолвил нечто невнятное о молодости, вечной музыки и несправедливой судьбе. Затем скорые и умелые могильщики опустили гроб на канатах в могилу. Из неё бил крепкий дух холодного чернозема. И через несколько минут все было закончено.
Хекая и каторжно дыша, могильщики заполнили яму. Поднялся земляной холм, его надежно охватили венками и цветами. Получился жизнелюбивый по цвету шалашик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123