– Конечно, конечно!Маркус показал Филлис фотографию Марии-Терезы Сенье.– Как часто этот господин бывал здесь с этой девушкой?– Вы должны знать, инспектор, что обычно мы не даем подобных сведений о наших посетителях, – ответила Филлис Янсон с мягким певучим американским акцентом. – Но раз вы из полиции, придется нарушить это правило. Да, господин Рено и эта девушка бывали здесь.– Можно мне осмотреть ваш ресторан?– Разумеется.Они вошли в просторный вестибюль. Пройдя через несколько салонов, они очутились в просторном зале с громадными окнами, выходящими на пруды.– Это ресторан, – сказала Филлис.– Где вы сидели? – Маркус обернулся к Полю Рено.– Обычно там, – буркнул тот, указав на круглый столик, который, словно в зеленой беседке, укрылся среди папоротников и вьющихся растений.– Инспектор, – заметила Филлис Янсон, – хочу предупредить вас, что мы принимаем только определенный круг гостей. Именно поэтому мы широко не рекламируем наше заведение. Мне бы не хотелось, чтобы наш ресторан упоминался в печати.– А я в свою очередь надеюсь, что с карточками посетителей у вас все в порядке.– С карточками?– Да. Ведь на каждого гостя, заказавшего номер, должна быть заведена карточка, которую обычно предъявляют полиции.– Да, да, конечно. Мы это делаем.Она проговорила это так торопливо и взволнованно, что Маркус подумал: «Если я сейчас попрошу у нее показать карточки за прошлые недели, на столе немедленно появится шампанское».– Вы разрешите нам пройти в номер?– Марк, ради Бога! – Поль Рено с трудом сдерживал свою ярость.– Я полагаю, молодые люди заказывали всегда одну и ту же комнату? Голубую или оранжевую, или еще какого-то другого цвета… А может быть, комнату, названную в честь какой-нибудь знаменитой фаворитки одного из французских королей…Конечно, здесь были такие номера, и женщина была готова о них рассказать, но она сдержалась и с видом оскорбленного достоинства пригласила:– Прошу за мной, пожалуйста!Они поднялись по широкой мраморной лестнице, миновали просторный коридор, и хозяйка открыла перед ними сначала одну дверь, а затем вторую, отделанную полированным деревом.– Если у вас ко мне есть еще вопросы, лучше я отвечу на них потом – внизу, в вестибюле, – сказала она.– Хорошо, – согласился Маркус.Закрыв обе двери, он повернулся к Полю Рено.– Это та самая комната?Рено, бледный как полотно, застыл посреди большой спальни, устланной ковром с голубыми и розовыми разводами, растерянно переводя взгляд с белоснежных гардин на широкую кровать с балдахином.– Да, – тихо прошептал он.– Что-нибудь изменилось с тех пор?– Кажется, нет… Вот только шкафчик, пожалуй. Не припомню, чтобы он здесь стоял…– Вы здесь иногда ужинали?– Да, не раз.– Была здесь какая-нибудь музыка?– Там, – Поль кивнул на тумбу в углу. Маркус открыл дверцу, затем снова закрыл.– Сколько лет было Марии-Терезе, когда вы с ней познакомились?– Девятнадцать.– Опиши ее, пожалуйста.– Очень стройная, длинные ноги.– Она всегда ходила с распущенными до плеч волосами?– Нет, на работе она ходила с пучком.– Она любила поболтать?– Нет… Часами могла молчать. Но это ни о чем не говорит. Я думаю, она была счастлива! Она много читала, была умна. Правда, немного странная девушка, несколько замкнутая.– Она любила тебя?– Не знаю. Думаю, что да. Но абсолютной уверенности у меня нет.– Она говорила с тобой о браке?– Никогда.– Почему она приходила сюда, как ты думаешь?– Потому что ей так хотелось. Она была очень независимой. Родители не понимали ее, а она стремилась жить по-своему.– О чем вы говорили с ней?– Чаще говорил я, а она слушала и улыбалась время от времени, но сама редко участвовала в разговоре. Если она и начинала говорить, то только для того, чтобы задавать мне вопросы, как правило, о вещах серьезных, и надо признаться, порой я не знал, что ей отвечать. Она занималась лепкой – лепила очень красивые, но опять же очень странные фигурки. Однажды она показала мне их на фотографии.– А те две женщины: жена вашего друга и девушка из «Кантри-клуба» – тоже бывали в этой комнате?– Какое это имеет отношение к делу?– Маркус задумчиво посмотрел на Рено. «Хотел бы я знать, эта ярость направлена против меня или против себя самого – за то, что он убил девушку и знает это?»– Именно здесь она тебе сообщила, что ждет ребенка?– Да.– Как она держалась при этом?– Была спокойна. Я не почувствовал никакого страха или тревоги.– Она спросила тебя, не собираешься ли ты на ней жениться?– Нет. Только потом, позже она рассказала, что родители указали ей на дверь. Но казалось, и это ее нисколько не тревожит. Она сообщила, что живет у подруги и подыскивает себе квартиру. Я тогда помог ей с этим.– Ты навещал ее там?– Один раз.– Очевидно, чтобы сказать ей, что должен подумать…– Да. Я понимаю, это было не по-рыцарски, но… – Поль нервно покрутил головой. – Я… я не видел другого выхода.Маркус, чувствуя, как ком подступает у него к горлу, быстро, не давая Полю опомниться, спросил:– И что же ты почувствовал несколько месяцев спустя, когда получил от нее письмо?«Если он задумается хотя бы на одну секунду, это означает, что он действительно получил от нее письмо! – подумал Маркус, – В этом письме она сообщала, что родила ребенка, что лежит парализованная и не знает, что ей делать. И тогда он убил ее. Именно для этого он к ней и поехал»Рено молчал. Маркус видел, как он обдумывает свой ответ, подбирает слова, чтобы описать свое чувство в то утро, когда он среди писем обнаружил конверт, на котором стояло имя Марии-Терезы Сенье.– Так не пойдет, Марк! – почти закричал он. – Ты решил загнать меня в мышеловку. Не было никакого письма!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33