– Нетрудно угадать, кто вы, – сказал священник, внимательно приглядевшись в Полю Рено.– Что известно об этой истории мальчику? – спросил Маркус. – Я инспектор Маркус из криминальной полиции, а это бригадир Крик.– Ничего. Хорошо, что вы мне позвонили вчера, иначе было бы уже поздно что-либо сделать.– Вы смогли его куда-то отправить?– Да, сегодня утром, очень рано. Я посадил его в джип вместе с двумя товарищами и отвез на вокзал. Ребенку лучше ничего не знать. Я полагаю, что скоро здесь появятся журналисты.– Возможно.– Конечно, газетчикам не до благородства, им дороже всего сенсация. Я их за это и не виню, такая у них профессия. Но я предпочел бы, чтобы мальчик был вне досягаемости. Он сейчас уже в сотне километров отсюда, там, где сообщение об убийстве Марии-Терезы Сенье ни у кого не вызовет интереса, а ваша фотография, господин Рено, не появится в газетах. Там никто не явится с вашей фотографией в руках, чтобы поглазеть на мальчика.– Отлично! – сказал Маркус.– Если вам это будет необходимо, я сообщу, где находится мальчик. Если вам нужно получить какие-то доказательства, постарайтесь обставить дело так, чтобы мальчик ни о чем не узнал.– Это входит в наши намерения.– Здесь, при таком скоплении детей, невозможно что-либо скрыть. Достаточно одного неосторожного, случайно брошенного слова, и новость станет известна мальчику. А он совсем еще ребенок, ему не следует слышать подобные вещи. Десять лет… Мужественные ковбои – такими они воображают себя днем, а вечером, когда эти ангелочки с розовыми щечками лежат в постели, свернувшись калачиком и сжав кулачки, я не могу без слез смотреть на них. И это – слезы счастья! У Поля покраснели глаза.– Вы употребили слово «убийство», ваше священство, – сказал он, – но мне кажется, это преждевременно.У пастора побелели губы. Улыбка на его лице сменилась неожиданно жестким выражением.– Извините, – сказал он. – Да, мне не положено судить.Однако Маркус видел, что он с трудом сдерживается.– Нет ли у вас фотографии мальчика? – спросил он.– Есть, конечно! Идемте!Он привел их в уютную комнату, где стояли шкафы с книгами и ящики, полные игрушек.Пастор взял с полки большую коробку и нашел в ней четыре фотографии: на одной из них был мальчик, играющий в футбол, на другой он был снят в купальных трусиках, на третьей он взобрался на дерево, а четвертая была обычной фотографией для документов.Побледневший Поль Рено молча разглядывал фотографии.– Какой он? – спросил священника Маркус.– Прекрасный ребенок, очень веселый и жизнерадостный, умный и трудолюбивый, золотые руки… да всего не перечислишь. Очень способный мальчик.– А как вы готовите его к будущей профессии?– Ах, если бы я мог направить его в университет! Тогда бы… – Священник не закончил фразу и испуганно посмотрел на Поля Рено.– Да… Я хотел сказать: я мечтаю, чтобы он стал когда-нибудь министром. Странно, что при этом я совсем не подумал о вас, я просто так сказал.– И у вас, конечно, нет денег, чтобы послать его в университет?– Конечно. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы выхлопотать для него стипендию, но чтобы получить стипендию для начального, среднего и высшего образования, нужно чудо!– А если вам это не удастся?– Тогда я постараюсь, чтобы он получил диплом хотя бы о среднем образовании. И если это удастся, – он вздохнул, – он станет мастером, лучшим плотником страны. Не так уж плохо, если подумать, что вечерами он будет самостоятельно заниматься и в конце концов начнет зарабатывать хорошие деньги, а потом станет владельцем двадцати семи мебельных фабрик!– Двадцати семи? – засмеялся Маркус.– Друзья, ну можно мне иногда хоть немного помечтать!Священник невесело рассмеялся.– Я бы мог… – с трудом выдавил из себя Поль Рено. – Я хочу сказать, я богат и мог бы…Улыбка застыла на лице пастора.– Как вы могли ребенка одиноким? Нет ничего страшнее, чем одиночество ребенка… Сиротство! Вы никогда об этом не задумывались?Глаза старика были полны слез.– Вы когда-нибудь задавали ему вопрос о родителях? – спросил Маркус.– Конечно. Ему внушили, что его родители умерли. Однажды он спросил, почему у него нет деда и бабушки, как у других ребят. Мы сказали ему, что они тоже умерли.– Родители девушки никогда не давали о себе знать?– Я с ними разговаривал. Неоднократно. Если бы я захотел, я думаю, можно было бы заставить их заплатить за мальчика, сославшись на закон, но я не смог переломить себя, чтобы сделать это. Они слишком жесткие, скрытные и мстительные люди!Он посмотрел на Поля Рено.– Вас я тоже не стал бы принуждать оплатить содержание мальчика в сиротском доме, но если вы сами этого пожелаете, вы можете сделать это по доброй воле, а самое главное – попытайтесь отдать ему частицу вашего сердца.Священник проводил гостей к машине и попрощался с ними.Он долго махал им вслед – до тех пор, пока машина не скрылась из виду.Когда они выехали на шоссе, Маркус спросил Поля:– Ты знаешь, где ее похоронили?– Нет… – тихо ответил тот и покраснел.Вскоре машина остановилась перед воротами кладбища, все вышли и стали пробираться между крестами и памятниками. Справа, недалеко от входа, в тени тополя они отыскали керамический крест с именем Марии-Терезы Сенье. На камне перед крестом лежал букетик искусственных цветов.– Видимо, эти цветы оплатил общественный фонд, – сказал Маркус. – Посмотрите, на той могиле лежит такой же букетик.Поль Рено быстрыми шагами поспешил прочь. Когда инспектор и Крик подошли к машине, он уже ждал их там.– Марк, – он был так бледен, что, казалось, сейчас упадет в обморок. – Все, что ты устроил для меня сегодня, я заслужил, но…– Да, ты не мог найти другого выхода!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33