— Не смотри на них, — прорычал Орфет. — Какой от них прок? Они пойдут за любым, кто командует войском. Кто взимает налоги, следит за колодцами. Я знаю, как мыслят бедняки. Встань за мной, Мирани. И ты, Архон, тоже.
Она неохотно послушалась. Алексос покрепче обхватил обезьянку, и они медленно направились к дверям. Орфет тащил упирающегося Аргелина, сотник и его люди, как тени, следовали за ними по пятам.
Кто-то тронул ее за локоть; обернувшись, она увидела Сетиса.
— Ты мог бы убежать, — с удивлением прошептала она.
Он горестно пожал плечами.
— Поздно, — пробормотал он и кивнул в сторону галереи. Проследив за его взглядом, она увидела, что там, в толпе, стоят его отец, бледный от страха, и Телия.
Внезапный порыв ветра раздул ее платье; она поняла, что вышла наружу. В небе громоздились тучи; то тут, то там сквозь них пробивались ослепительные лучи света.
По площади суетливо бегали люди. На крепостных стенах выстроились стрелки, держа наготове луки с натянутой тетивой. В огромных Вратах толпились солдаты с копьями наперевес. Пути к бегству были отрезаны.
— Орфет, — прошептала она.
Музыкант улыбнулся.
— Не волнуйся. На этот раз я не подведу...
— Но как? Нас всех убьют!
— Вот это, госпожа, я вам обещаю, — процедил Аргелин сквозь стиснутые зубы.
Она обернулась к нему.
— Ты не можешь отрицать волю Бога. Народ тебе не позволит!
— Он не Архон. Выбор был подстроен, и ты это знаешь. Народ поверит мне! — Он холодно улыбнулся.
— Убей меня — и увидишь, что будет.
И тут Орфет застыл на месте, ибо Алексос вышел у него из-за спины и встал возле Аргелина, на открытом месте, держа на плече обезьянку, которая весело теребила его за волосы.
Все копья, все луки нацелились на него.
— Архон! — Голос Орфета был полон смертельного ужаса.
— Отпусти его, Орфет.
— Что?!
— Отпусти его. Пришла пора народу увидеть, кто я такой.
Великан замер в нерешительности; тогда Сетис осторожно протянул руку и разжал его одеревеневшие пальцы. Аргелин тотчас же вырвался; шея его покраснела, лицо пылало от ярости. Он обернулся к фаланге лучников.
— Уничтожить их! — взревел он. — Живо!
Мирани вскрикнула; Сетис зажмурился, но, устыдившись, снова открыл глаза. Никто не шелохнулся.
В наступившей тишине торжественно заговорил Алексос:
— Мне кажется, генерал, ты скоро поймешь, чего хотят люди. Они хотят увидеть, правдиво ли то, в чем ты меня обвиняешь. Мирани, дай мне, пожалуйста, чашу.
Она испуганно взглянула на Орфета, облизала губы и подошла, неся чашу, на дне которой одиноко позвякивал рубиновый скорпион.
Площадь застыла в ожидании.
Алексос высоко поднял руки, словно привлекая внимание народа, и без того сконцентрированное на его хрупкой фигурке. Потом неторопливо опустил пальцы в чашу.
По толпе прокатился ропот. Какая-то женщина завизжала от страха Мирани чуть не зарыдала, крепко держа внезапно потяжелевший сосуд.
Алексос спокойно ждал.
— Он живой! — ахнул Сетис, но она не слышала его. Ее взгляд был прикован к сверкающему членистоногому существу, которое медленно вскарабкалось на край чаши, перебралось на тонкую руку Архона, уцепилось за кайму белой туники. Смертоносная тварь, оживший камень.
Обезьянка, взвизгнув от страха, соскочила с плеча Алексоса и метнулась к Орфету. Алексос улыбнулся, подошел к Аргелину, и тот испуганно отпрянул. Скорпион был живым. Его панцирь сиял ограненными рубинами, на угрожающе приподнятом хвосте блестела капелька яда. Он заметался по плечу Алексоса, потом вскарабкался ему на голову, спрятался в волосах, и мальчик сурово произнес:
— Как ты думаешь, генерал, другие претенденты могут подойти и выдержать это испытание?
Аргелин застыл как вкопанный; Алексос обернулся к кучке перепуганных мальчишек, сгрудившихся на другом конце площади, и призывно махнул им рукой. Никто не тронулся с места. Скорпион прополз по его лицу, неуклюже свалился на плечо и крепко вцепился в тунику. Толпа застонала от ужаса. Мальчик осторожно выпутал ожившую драгоценность из белоснежного полотна и, посадив на ладонь, поднял высоко в воздух.
— Видите?! — крикнул он. — Архон — это я!
Толпа взревела, приветствуя нового Архона. Чаша в руках у Мирани дрожала; она боялась, что выронит ее. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди.
Алексос стоял молча, словно купаясь в заливающих площадь криках, и не сводил глаз с лица Аргелина.
— Склонись передо мной, — прошептал он.
Генерал не шелохнулся. Мирани опустила чашу. Се тис обвел глазами площадь — исчезали в колчанах стрелы, опускались копья. Кто-то в толпе затянул радостны гимн.
Аргелин медленно опустился на колени. Лицо его осунулось, он с трудом сдерживал переполняющий его гнев. Он склонился перед Алексосом, коснулся лбом дорожной пыли, и темные глаза Архона сурово взирал на него странным, каким-то неземным взглядом.
— Ты и вправду Архон, — прошептал Аргелин.
— Мирани, — сказал Алексос, не поворачивая головы. — Теперь мы должны дать им дождь.
Солдаты подошли ближе, преклонили колени, побросали оружие. Толпа благоговейно пала ниц.
Мирани заглянула в чашу; та медленно наполнилась водой. Вскоре она стала очень тяжелой, вода начала переливаться через край, выплескиваться на пол.
С радостным вскриком она подняла чашу как можно выше, и на ее лицо и руки обрушился целый водопад. В небе прогрохотал гром; по пыли застучали большие тяжелые капли. Она открыла глаза, запрокинула голову и долго пила, пила небесную влагу, потому что это был дождь. Дождь.
В считанные секунды люди промокли до нитки. На Город обрушился яростный ливень, он хлестал по обнаженным рукам и плечам, и люди на площади словно ожили;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72