Одна тропинка уходила вниз, налево, другая — направо, к холмам. Наверное, им надо держаться правой тропы; пастух, которого они встретили несколько часов назад, предупреждал, что дорога сужается.
Сетис обернулся.
— Да не отставай же ты!
Орфет остался далеко позади: он стоял, прислонившись к большому камню. Сетис заметил, как музыкант украдкой сунул что-то в нагрудную суму. Сетис скрипнул зубами. Он догадывался, что это такое, но понятия не имел, где Орфет раздобыл выпивку. Еду и питье в дорогу покупал отец, и он, Сетис, лично удостоверился, что там нет вина.
Музыкант неуклюже заковылял вперед.
— Думай, что говоришь, бумагомарака. — У Орфета уже слегка заплетался язык.
Сетис быстро шагнул ему навстречу.
— А ну, отдай.
— Что?
— Выпивку.
Орфет широко ухмыльнулся.
— Свою найди!
От злости, жары и усталости у Сетиса мутилось в голове. Что ему делать? Драться?! Но Орфет был намного больше и сильнее. Кроме того, писцы не дерутся. Беда в том, что до Алектро еще долгие часы пути, и, даже если они на правильной дороге, музыкант напьется допьяна задолго до того, как они туда придут. Кроме того, с небом явно творилось что-то неладное...
— Успокойся, — буркнул Орфет. — Мне так лучше думается.
Сетис тяжко зашагал дальше, словно пловец раздвигая плечами невидимые полотнища зноя. Орфет плелся следом.
— Ты уверен, что нам сюда?
— Тропа уходит вверх, верно? Надо перевалить за эти холмы. Ты, вроде бы, говорил, что бывал в Алектро.
— Я везде бывал. Везде играл. Все они одинаковы. Это было много лет назад, когда я был хорош, когда я был лучшим. — Орфет смахнул пьяную слезу. Сетис этого терпеть не мог.
Он кивнул, не сводя глаз с холмов.
— Жаль, что ты там не остался.
Желтизна. Небо медленно наливалось тошнотворной желтизной.
Орфет пропустил колкость мимо ушей. Он брел, понурив голову, и предавался жалости к себе.
— Я ходил по всему Двуземелью, и везде меня встречали с распростертыми объятиями. В любом господском доме, в любом храме. Боже, как я был хорош! Песни приходили ко мне из ниоткуда, я извлекал мелодии прямо из воздуха. У меня было все — женщины, деньги. И я был молод...
— Давненько же это было.
Орфет поднял мутные глаза Замечание, похоже, озадачило его; Сетис чуть ли не воочию увидел момент, когда недоумение переросло в обиду, затем в гнев.
— Смейся сколько хочешь! Бесхребетный маменькин сыночек, вот ты кто! Зелен, как трава. Тебе не помешает разок-другой наткнуться на острые углы, и, ей-богу, я и сам бы этому поспособствовал, не будь так жарко. — Он злобно прищурился. — Что ты понимаешь в музыке? Что ты знаешь о ее мощи, огне, о вдохновении?! Когда в тебя вселяется Бог, и дыхание перехватывает от радости? Ничего-то ты не знаешь! А вот та девчонка, мышка серенькая, она знает. — Он остановился и принялся копаться в сумке в поисках фляги. — Я это понял по ее глазам.
Сетис уныло шагал вперед.
— Я никогда не паду так низко, как ты, — в ярости пробормотал он.
Орфет отхлебнул.
— Это тебе только так кажется. — Его голос звучал хрипло.
Ветер швырнул им в лицо горсть песка. Сетис поднял глаза и с ужасом увидел, что небо нависло над самой головой, песок поднимается густыми тучами, застилая солнце.
Он в панике остановился.
Вот оно! Песчаная буря.
Орфет тоже это понял. Когда Сетис обернулся, толстяк напряженно всматривался в небо.
— Бегом! — тихо проговорил он. — Быстрее!
Но, едва они миновали следующий поворот, как мир укутала мгла, и небо навалилось на землю.
Раздался угрожающий свист, налетел горячий порыв ветра, и на путников во всю свою мощь обрушилась песчаная буря. Мельчайшая пыль хлестала непроницаемой пеленой, обжигая кожу, не давая дышать, забивая глаза и ноздри. Сетис рухнул на четвереньки. Он ничего не видел, не слышал, не чувствовал, только кашлял, жадно хватая воздух ртом. Он торопливо достал из сумки шарф, замотал лицо и с трудом поднялся на ноги.
Орфет исчез; юноша был один в ревущей, обжигающей печи, под палящим ветром; он закрывал голову руками, не помня себя от ужаса. Потом из сплошного облака пыли выделился темный сгусток; он приблизился и соткался в грузную фигуру музыканта.
— Видишь ту расселину? Давай к ней! — проревел Орфет.
Сетис посмотрел, куда показывал музыкант, но ничего не увидел. Он сделал два шага, сражаясь с яростным ветром, затем твердая рука Орфета схватила его за плечо и развернула в другую сторону.
— Иди за мной! — пророкотал великан.
Они медленно пробирались вперед. Сетис видел только темный сгусток, который был спиной Орфета, да камни на земле, потревоженные ногами музыканта; он поскальзывался и спотыкался на них. Мир превратился в ревущее горнило, средоточие невообразимого воя, сквозь который смутно прорезался придушенный кашель, и звуки эти ужасно пугали Сетиса, пока он не понял, что это смеется Орфет. Сетис сердито нахмурился. Какой-то пьянчуга смеет над ним смеяться! Впрочем, он и сам понимал, что до смерти боится рева ветра: сквозь застилающую взор песчаную пелену разыгравшееся воображение услужливо рисовало картины скрытой во мраке бездонной пропасти, к которой они подойдут и, не заметив ее, свалятся, а потом будут долго лететь в темноту, кувыркаясь и вопя от ужаса.
Спокойно! Ему уже доводилось переживать песчаные бури. Правда, он видел их из Города, сидя в надежном убежище. Даже в Порту были улицы, вдоль которых можно было пробираться, знакомые дома и стены. А здесь, в пустыне, не было ничего. Ему казалось, что ревущий вихрь из раскаленного воздуха и песка уносит его прочь из этого мира, и он падает в бездонную пропасть, все глубже и глубже.
Как будто Бог забрал весь мир себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72