Бледное лицо, коряво остриженные волосы, синее с золотом платье... И наконец произнес:
— Вы, жрицы, считаете, будто вам известно, чего желает Бог. А может быть, этого хотите только вы сами.
Она шагнула вперед.
— И все-таки сделай это! Ты ведь любишь рисковать. А здесь тебя ждет настоящая опасность.
— Мне и так их хватает.
— Ползать по могилам?! Пора выйти из тени, господин Шакал.
Он снова помолчал. Потом сказал:
— Ты напрасно тратишь время в Верхнем Доме, госпожа. Никогда не подумывала о другой карьере?
— Какой карьере? — Мирани вспыхнула.
— Грабительницы могил. У тебя бы здорово получилось. Избежать верной смерти, а потом втянуть меня в столь безумную затею...
— Значит, я все-таки тебя уговорила?
Вместо ответа он встал и отряхнул пыль с колен. Голос его стал жестким.
— Я могу провести вас в Девятый Дом. Моя семья занимает... занимала... высокое положение. Я сделаю вид, что мальчишка мой раб, а ты — служанка и несешь приношение для Бога. Вот эту чашу. Что в ней?
— Вода, — ответила она, но, бросив взгляд на чашу, поняла, что та пуста. Она разочарованно провела пальцем по ее стенкам. Сухо, как в пустыне.
Он с подозрением взглянул на нее и сказал:
— Значит, в нее надо что-нибудь положить. Эта шальная зверюга раскидала по коридорам все, что у меня было. — Мирани на миг задумалась, потом отстегнула с платья рубинового скорпиона и кинула его в чашу. Скорпион со стуком скатился на дно.
— Благодарю. — Он обернулся к Алексосу. — Однако братцу твоему придется остаться здесь. Я ему не доверяю.
Креон поднялся на ноги.
— Как и я тебе, господин Шакал. Поэтому выслушай мое предостережение. — Он подошел ближе, встряхнул длинными белыми космами, его бесцветные глаза странно блеснули. — Если ты еще когда-нибудь вернешься в гробницы, я буду тебя там поджидать. Подземный воздух донесет до меня твой запах. Кости мертвых шепнут мне, что ты пришел. В моем царстве больше не будет грабежей!
Он протянул руку Алексосу.
— А теперь я покажу тебе дорогу наверх, мой маленький брат.
Алексос посадил обезьянку на плечо Креону. Обезьянка заверещала, запрыгала, вцепившись крохотными пальчиками в белые пряди.
— Надо торопиться. Скоро встанет солнце.
Минут десять они молча бежали по лабиринту туннелей. Впереди забрезжил свет — тонкая полоска неба, на котором все еще поблескивали бледные утренние звезды. Теперь Мирани хорошо видела стены, различала нарисованные на них картины. Еще она разглядела, что Шакал высок, хорошо одет, а под плащом у него подвязан странный пояс с бесчисленными инструментами, предназначение которых осталось для нее загадкой.
Но чем сильнее становился свет, тем неувереннее ступал Креон. Наконец он остановился в проеме низкой сводчатой двери и отступил назад, во тьму.
— Дальше я идти не могу, — простонал он. Обезьянка спрыгнула с его плеча; Алексос обернулся.
— Свет не причинит тебе вреда, — прошептал он.
— Тебе — нет. А меня он ранит. Болят глаза. — Креон пожал плечами. — Твой мир — яркий, брат, а мой мир — тьма. Там, снаружи, слишком жарко, слишком пламенно для меня. Ты можешь прийти ко мне, но я выйти наружу не могу. — Он отступил, склонив голову под низким проемом. — Когда станешь Архоном, когда выйдешь на солнце и увидишь за спиной свою тень, вспомни обо мне и моем царстве. Потому что у меня тоже есть царство, в котором каждый является копией того, что есть у тебя наверху. Или все наоборот?
Алексос кивнул. Его глаза потемнели....
— Я не забуду.
— Иди, — поторопил его Шакал. За дверью туннель расширился, превратился в коридор. Похоже на ворота в квартал писцов, подумала Мирани. На первой ступеньке лестницы, ведущей на поверхность, она обернулась и, крепко сжимая в руках чашу, посмотрела назад.
Но сзади уже никого не было.
* * *
У входа в Оракул Процессия остановилась. Носильщики опустили пустой паланкин, солдаты с наслаждением облокотились о копья. Аргелин натянул поводья белого коня. Вдалеке, над темным морем, занималась заря. Огненная красная полоска прорезала облака.
Девятеро жриц молчали.
Гласительница в высоком, сложном головном уборе из гравированных кристаллов и ляпис-лазури обернулась к девушкам. Сквозь узкие прорези маски внимательно смотрели темные глаза.
— Носительница, — тихо окликнула она.
Маска заглушала голос, и простое слово это прозвучало гулко, искаженно, как хриплый потусторонний зов.
В первое мгновение никто не сдвинулся с места; потом одна из девушек в конце шеренги отдала гирлянду своей соседке и сделала шаг вперед. Движения ее были скованны, как будто страх парализовал мышцы, мешал переставлять ноги.
Две жрицы вошли в каменный проем.
В лучах разгорающейся зари они молча прошествовали по каменным плитам тропинки: одна высокая, другая пониже; поднялись по истертым ступеням и вышли на каменную площадку. Ветер с моря раздувал волосы. Гласительница сняла тяжелую маску и глубоко вздохнула. Лицо ее было полно решимости. Девушка обернулась.
— Ты знаешь, что делать. Возьми чашу.
— Ретия, прошу тебя! Я не смогу. Я не справлюсь!
Улыбающееся золотое лицо приглушило отчаянный, полный ужаса крик. Ретия нахмурилась.
— Справишься, Крисса! Справишься ради Мирани, потому что это наименьшее, что ты сейчас можешь для нее сделать. — Она подняла тяжелую бронзовую чашу и сунула ее в дрожащие руки Криссы. — Если ты была права и она предательница, Бог смилостивится над тобой. Чего тебе бояться?!
Голубые глаза под маской наполнились слезами.
— Я поступила так только из-за Гермии.
— Врешь! — Ретия подошла к Оракулу. — Встань на колени. И молись.
Она глубоко вздохнула и начала произносить слова, которые заучила много лет назад, точно так же, как заучила все молитвы и ритуалы, все обычаи Острова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72