— Можете приобрести всю партию по особой цене. Назовите.
Никакого ответа Бог не ужалил его в подтверждение.
Его здесь нет!
Сетис торопливо обернулся и спросил:
— Это все дети? Другие есть?
— Нет.
— Точно?
— Никого, кто годился бы на продажу.
Голос старейшины прозвучал неуверенно. Один из поселян угрюмо сказал:
— Калим, а где же твой приемный сын? Он должен быть здесь.
Орфет метнул на Сетиса торжествующий взгляд.
— Приведите его!
Старейшина пожал плечами.
— Мальчишка слаб на голову. Мечтатель. Никуда не годится...
— Ты что, не желаешь сделать на нем деньги? — прорычал Орфет.
Секунду Калим стоял в нерешительности, потом подошел к маленькой хижине на краю площади и рывком распахнул дверь. Сетис заметил, что замком ей служила грубая веревка.
— Выходи, — рявкнул старейшина.
Внутри было темно. Потом что-то шевельнулось во мраке.
Мальчишка. Худой, заплаканный. Волосы темные; лицо покрыто царапинами и синяками, но даже сквозь толстый слой грязи они разглядели его ослепительную красоту. Он медленно подошел, обхватив себя руками за плечи и дрожа.
Пройдя три шага, он споткнулся и упал, вскрикнув от боли. Сетис метнулся к нему, но Орфет оказался проворнее. Толстяк схватил мальчика и легко, словно пушинку поднял на руки. Темные глаза мальчика пристально взглянули на него, и он что-то укоризненно прошептал.
— Как долго ты искал меня, Орфет. Как долго!..
Лицо музыканта побелело.
— Архон! — беззвучно выдохнул он.
Они обсуждают цену, которую надо уплатить
Она услышала его за Утренним Ритуалом. Голос исходил не от статуи юного Бога; его мраморные губы не шевельнулись, а мрачная улыбка не обратилась к ней. Голос прозвучал в ее голове: «Как же долго ты меня искала!»
Голос был тихий, усталый, словно жалоба обиженного ребенка.
Мирани облизала внезапно пересохшие губы, настороженно застыла, украдкой взглянула на Гермию. Но Гласительница ничего не слышала.
И вот сейчас, когда она шла по террасе принимать послеобеденную ванну, голос зашептал снова. Мирани остановилась, сжимая в руках чистый белый халат.
«Мирани».
Из сводчатых ниш глядели на море красивые неподвижные лица давно умерших Гласительниц древности. Даже в разгар полуденной жары мраморный пол под босыми ногами оставался прохладным...
— Я здесь, — прошептала она.
«Не бойся меня. Я тебя не обижу».
— Я знаю. Ты уже говорил. — Ее голос звучал хрипло; она в тревоге обернулась. Терраса была пуста, все двери закрыты.
«Я ищу дождь, но не знаю, где они его держат. А Богу положено знать, правда? Ты знаешь, Мирани?»
Она покачала головой. Туника прилипла к спине.
— Послушай. Они тебя нашли? Они вышли в путь вчера ночью...
"Кто — они?"
— Музыкант...
«Орфет!»
И больше ничего. Только имя, как радостный шепот узнавания. Орфет.
Открылась дверь. На террасу удивленно выглянула Ретия; Мирани тотчас же зашагала дальше, спустилась во внутренний двор, где в тени оливковых деревьев скрывался бассейн, полный чистой, сверкающей морской воды. Двадцать служанок каждый день опустошали и наполняли его, таская тяжелые ведра по узкой тропинке на склоне обрыва. На поверхности воды ароматным ковром плавали белые лепестки гибискуса. Она сбросила тунику, скользнула в теплую воду, выплыла на середину бассейна, обернулась. Из Нижнего Дома вышли Крисса и Иксака. Они весело подпихивали друг друга локтями, спорили о чем-то, хихикали. Из-за горшков с розовыми цветами холодно смотрела Ретия. По спине Мирани пробежал знакомый холодок ужаса. Придется говорить с ними, снова изображать робкую серую мышку, тогда как глубоко внутри — она это чувствовала — у нее таится кто-то совсем другой.
И еще она осознала, что ей не нужно ходить к Оракулу, чтобы слышать Его. Оракул был здесь. Она сама стала Оракулом...
Крисса подбежала к бассейну и с громким визгом плюхнулась в воду, взметнув тучу брызг; вода заходила ходуном, выплеснулась через край на каменные плиты двора. Мирани лениво перевернулась на спину. В ослепительно синем небе сияло солнце. Она подумала о Сетисе и Орфете, затерянных в пустыне, и погрузила лицо в воду. Когда она вынырнула, к волосам прилипли белые лепестки. Музыкант необуздан, непредсказуем, его мстительный замысел — убить Аргелина — внушал ужас. А Сетис... Можно ли ему доверять? Она нахмурилась. Почему она вдруг решила, что нельзя?!
Крисса подплыла ближе.
— Осторожнее, — прошептала она.
— Что?
Девушка откинула назад мокрые волосы. Ее лицо стало серьезным.
— Они что-то замышляют. Ретия целыми днями секретничает с Гермией. Вчера я видела, как Аргелин вошел в Храм и сидел вместе с Гласительницей на балконе. Они смеялись и сидели слишком близко друг к другу.
Мирани снова легла на спину и поплыла, беспечно болтая ногами.
— Всем известно, что она от него без ума. Мне-то какое до этого дело?
— Потому что ты Носительница...
Крисса шлепнула ладонью по воде, взметнув фонтан лепестков. Приблизила лицо к Мирани, прошептала:
— Ты изменилась. И я знаю, Мирани, ты что-то замышляешь, что-то тайное. Может, другие и не понимают, но я-то заметила. И Гермия, она тоже знает. Она следит за тобой на Ритуале, за трапезой — я видела. Сегодня днем, когда мы были в театре, она не смотрела спектакль. Из-за веера следила за тобой.
В горло попала соленая вода; Мирани закашлялась.
— Просто спектакль был скучный, — тихо сказала она.
Крисса сверкнула глазами.
— Да что на тебя нашло! Я просто стараюсь предупредить тебя...
— Знаю. Спасибо. Но послушай, Крисса, все в порядке, правда. Ничего не происходит. Просто Ретия исходит злобой. Ты же ее знаешь...
Крисса, казалось, была уязвлена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72