Он прихватывает и ее.
Джек улыбнулся. Эта болтовня вывела его из ступора. Он потянулся к телефонному аппарату и завертел диск.
— Привет, красавица, — сказал он, когда Донна ответила. — Узнаешь?
— Сэм, неужели ты? — спросила она. — Моего мужа нет дома, так что можешь говорить свободно. Поболтаем о чем-нибудь фривольном?
— Ты просто читаешь мои мысли.
— Отлично! Мы можем обсудить, что на мне не надето. Тебя устраивает эта тема?
— О чем разговор!
— Ну и прекрасно. Дело в том, что на мне вообще нет одежды, Сэм. Когда ты сможешь приехать? Я имею в виду, что я к тому времени что-нибудь накину и смогу продемонстрировать тебе небольшой стриптиз. И если ты поторопишься, то окажешься здесь раньше Как-бишь-его-зовут, и мы успеем сделать кое-что на ходу. Как, Сэм?
— Невероятно соблазнительно.
— Помнится, мы собирались вести фривольную беседу. Так почему же я не слышу сладострастных слов из ваших сексуальных уст, сэр?
— Здесь, развесив уши, сидят пять мальчиков, которым бы это слишком понравилось, поэтому отложим это на потом. Поговорим позже. Это тот случай, когда лучше поздно, чем сейчас. Что ты скажешь, если в восемь или в девять?
Она вздохнула:
— Мне очень жаль. Но долг превыше всего. Тогда у нас с тобой сегодня ничего не выйдет. Через несколько часов притащится муж — старый драндулет.
— Муж? Ерунда. Он же мой старый приятель.
Договорившись, что к приезду Джека Донна сварганит что-нибудь поесть, а может быть, даже соорудит обед, они расстались.
Эйхорд вышел из комнаты и поднялся по лестнице. Он попросил дежурную телефонистку позвонить в контору Скамвея и выяснил, что выставочный зал закрывается в пять. Взяв машину без полицейских опознавательных знаков, он направился в Северный Бакхед.
Дом Алана Скамвея был таким же странным, как и его хозяин. Он занимал акр земли, которая явно недешево обошлась ее владельцу. Дом окружала хорошо подстриженная лужайка. Причудливая постройка представляла собой оштукатуренный памятник неудачному архитектурному эксперименту. Эйхорд проехал полквартала и остановился. Он старался понять, что же может рассказать дом о своем хозяине. Сооружение явно лучше смотрелось бы на берегу моря. Со своим пирамидально выступающим фасадом и окнами, напоминающими иллюминаторы, оно походило на нос океанского лайнера. Эйхорд пробыл здесь чуть больше часа, когда подъехал Алан Скамвей в новом «бьюике», специально сконструированном для инвалидов.
— Мистер Скамвей, — подошел к нему Эйхорд, когда тот выкатил из машины свое кресло и поставил рядом с дверцей, — могу я предложить вам руку?
— Нет, дорогой, я предпочел был ногу или две, если у вас имеется некоторый избыток. Руки у меня у самого есть. Черт побери, что вы делаете здесь в это время? Вы снова потеряли какого-нибудь подростка?
— Не сейчас, — ответил Эйхорд, наблюдая, как полное сил тело мужчины упорно борется с креслом. Скамвей уселся наконец в сложное сооружение и покатился к двери.
— Ну входите, коль пришли, посплетничаем. — Он направил коляску к скату у входной двери. — А вы проходите дальше. Только не запнитесь.
В доме оказалось весьма прохладно, если не сказать холодно. Безупречно прибранный дом, стерильный и безличный, как если бы в нем никто не жил.
— Поднимемся наверх, — предложил Скамвей после просмотра почты.
— Я бы не хотел отнимать у вас много времени, — произнес Джек, пока они входили в большой, специально оборудованный лифт.
— Так что же ты хочешь, чертов коп? — прорычал Скамвей киношным гангстерским голосом.
Эйхорд засмеялся и кинул первый вопрос о Норвегии. Он якобы потерял название фьорда, произнесенного в прошлую встречу по буквам. Казалось, Скамвей не был возмущен вторичным вторжением, хотя и удивился больше, чем в первый раз. Эйхорд чувствовал враждебность, но внешне она никак не проявлялась. Выводов делать не стоило: многие люди не любят полицию.
От спиртного Эйхорд отказался и, пока Скамвей наливал себе, с любопытством оглядел развешанные на стенах картины.
— Вам знаком стиль деко?
— Ммм, — Эйхорд пожал плечами, — мне нравится.
— Другими словами, вы не знаток в живописи, но понимаете, что именно вам нравится.
— Да, пожалуй.
Ни намека на издевку в тоне мужчины. Неужели такое самообладание?
— Декаданс появился в середине двадцатых в Париже. Женская косметика и зеркала, бахрома на дамских сумочках и керамика, архитектура, бронза и драгоценности. — Лицо Скамвея светилось энтузиазмом, почти вдохновением. — Декаданс на парижской выставке. Лаликью, Маллей-Стивенс, Деснай, Боне и другие. Это подлинный Деснай, — любовно сказал он, показывая Эйхорду кусок серебра. — Разве не потрясает?
— Действительно производит впечатление.
— Вы чувствуете его силу?
— Прямо древнегреческий храм или здание городского радиомюзикхолла.
— Похоже, — улыбнулся хозяин. — Это родилось из кубизма, взгляните. Одна из знаменитых вещиц Браке. Старина Пабло посеял хорошие семена. Кубисты создали великолепные вещи, но потом их искусство отяжелело, утратило теплоту, ушло в геометрические построения. Форма стала самоцелью. Преувеличенно прямые линии, углы, плоскости. Стрелы молний, овалы, части прямоугольников и восьмиугольников, пирамиды, серебро, яркие пятна и солнечные блики. Призмы кубистов, примитивизм ацтеков, египетские пирамиды, мистические тайны скарабеев, таинственные образы богов Солнца, — я люблю все это. — Он повернулся к освещенной стеклянной витрине. — Мои дети, — прошептал он с благоговением.
— Великолепно. — Эйхорд предпочел был вернуться к современности, но собеседник не унимался.
— Моя футуристическая Розевилла, — указал Скамвей в окно на скульптуру очень красивой женщины у бассейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68