И всего этого хочется без увеличения затрат. Такова природа любого в этой студии, Джинджер. — Он взглянул на журналистку.
— Как так? — спросила она.
— Очень просто. Мы все хотим попасть на небеса, верно? Но никто не хочет умирать.
Бакхедское управление
— Вам необходимо обратиться к частному адвокату, — сказал Эйхорд человеку на другом конце телефонного провода. — Нет, я не могу. Отлична. Так и сделаем. Я позвоню вам позже. — Он повесил трубку как раз вовремя, поскольку со ступенек лестницы донесся гулкий звук шагов толстого Дана. Заслышав их, Монрой Тукер, сидевший в комнате вместе с Эйхордом, проворчал:
— Паршивый идиот, а не полицейский. Опять мне сегодня работать в паре с этим кретином. — Он передал Эйхорду захватанную банку кофе.
В кафе на противоположной стороне улицы так называемый кофе был жуткой бурдой, а картонные стаканчики делали его еще хуже, но все-таки он был лучше, чем то пойло, которое они варили в дежурной машине.
— А что тот двести второй номер, который я дал тебе вчера? — обратился Эйхорд к спине Дана, пока тот копался в своем мешке, доставая вещи.
— Мрак, — ответил Дан, оставив наконец в покое мешок и протягивая напарнику картонный стаканчик с кофе.
Выпив его, Тукер кивнул и добавил:
— Точно.
Но Эйхорд не унимался:
— Дан, найди мне номер частной адвокатуры.
— По-твоему, я похож на паршивую телефонную книгу?
— Ты похож на плавающее дерьмо с летающей лодки «Каталина», но речь не о том, дай номер двести два, который ты вчера получил от меня.
— Сейчас. Жди. — Он, не обращая внимания на Эйхорда, тяжело уселся за свой стол, перекосив своей тяжестью треснутый, готовый развалиться стул, и с упоением занялся едой.
— Если можно, в этом году, пожалуйста, — терпеливо сказал Эйхорд.
— Черт, как жрать хочется, — жалобно простонал Дан, жадно запихивая в себя огромный сладкий пончик, — подкинь-ка мне еще один.
Работа в управлении Бакхеда шла своим чередом. Засасывала рутина, и Эйхорд, даже если бы очень хотел, едва ли мог что-нибудь изменить. Китаец и толстяк — Джеймс Ли и Дан Туни — были коллегами и друзьями Эйхорда сто лет: эти парни не бросали его все годы беспробудного пьянства, а со смертью Джеймса Дан и Джек осиротели и стали друг другу дороже прежнего. В последние месяцы Дан до смешного опекал Эйхорда. Вдобавок у него возникло ощущение, что он в чем-то обманул ожидания окружающих. Он начал небрежно относиться к работе, а когда ему назначили нового партнера, и вовсе стал делать все, чтобы вылететь с работы. Нечто похожее происходило и с Эйхордом.
Монрой Тукер, массивный, с огромными кулачищами, чернокожий детина был не лучшим партнером для Дана. Начальство, похоже, не понимало того, что, хотя Туни и работал многие годы в паре с китайцем, он не стал специалистом в межнациональных отношениях. Расовая ненависть была в крови у Туни и Тукера, и для одной упряжки они не годились. Отношения между ними были крайне неровными, но Дан в конце концов более или менее пришел в себя и начал постепенно возвращаться к нормальной полицейской работе. Однако до безупречности в выполнении служебных обязанностей было еще далеко.
— Ууух, — промычал Дан с полным ртом, передавая Эйхорду лист бумаги липкой рукой.
— Спасибо, — сказал Джек с демонстративной брезгливостью взяв листок двумя пальцами и стряхивая с него крошки.
— Только я в этом паршивом месте знаю, чего он хочет, — сказал Дан, с шумом прихлебывая кофе и рассеянно утираясь полой своей рубашки.
Расовая проблема — это, конечно, не единственное, что мешало нормальным служебным отношениям Тукера и Туни. И Эйхорд помнил, что это началось при расследовании первого же преступления, которым они совместно занимались. Женщина с ухажером погибли от пулевых ранений. Одно из тех дел, которые выглядят неправдоподобно, если облечь их в слова.
Джек вспомнил тот дом, будто это произошло вчера. Жалкая, захудалая двухэтажная квартирка, огороженная полицейской оранжевой лентой с табличкой: «Не заходить за полицейское ограждение». Он видит, как полицейские вводят внутрь, и кровь, и тела.
У каждого собственный стиль расследования. Эйхорд всегда стремился почувствовать преступление, понять самую суть, ощутить ауру. Дан, когда еще относился к работе серьезно, был труженик, работяга. Пунктуальный, дотошный. Его скрупулезность была незаменима при поисках улик. Тукер же походил на паровой каток. Его метод расследования заключался в том, чтобы нестись на всех парах до тех пор, пока не упрешься с размаху в стену.
— Здесь, — сказал Дан, и Эйхорд вошел в комнату, где лежал мужчина.
— Дробовик? — прозвучал риторический вопрос.
Выглядело это как самоубийство. Одно из тягостных бытовых дел, которые удается раскрыть раз в год по обещанью. С первых минут по свежему следу каждый занялся делом. Было похоже, что мужчина убил женщину тремя или четырьмя выстрелами в упор. Надо было очень сильно возненавидеть человека, чтобы так расстрелять, каждый раз вынимая использованные гильзы и отправляя новый жалящий заряд свинцовой дроби в то, что было человеческим существом. После этого он, по-видимому, убил себя.
— Он убил ее в спальне. Затем вошел сюда, сел на постель, все тщательно подготовил, приложил оружие к виску и выстрелил.
— Да, похоже.
— И размазался по стене.
Ружье слегка дернулось, и дробь полностью изрешетила лицо мужчины. Что остается от такого лица, представить невозможно, пока сам не увидишь.
Они с Тукером, Брауном и другими полицейскими были в спальне, где лежала женщина. Вдруг Туни прошептал Эйхорду пугающим шепотом, показывая на что-то в соседней комнате:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68