Гусев нажал на тормоз, машина послушно замерла. Улица огибала озеро Верхнее, за что и получило свое название -Верхнеозерная. На самом деле это было не озеро, а чистый и ухоженный городской пруд. За темным рядом деревьев тускло светилась тихая вода. Гусеву почему-то вспомнился Нескучный сад в Москве, где лейтенантом гулял с будущей женой.
— Стареешь, волчара! — сказал он сам себе. — Становишься сентиментальным. Гнать тебя надо на пенсию. Как ни хорохорься, а свое ты отбегал.
Он стал перебирать в уме события последних двух дней. Тренированная память выдавала эпизод за эпизодом в малейших деталях, а анализ фактов, как у истинного профессионала, был строг и холоден. Он проигрывал все в памяти не в первый раз, но вновь и вновь приходил к неутешительным выводам: его вычислили и обложили, сомнений не оставалось.
Факт хвоста его не особенно тревожил. Местная ФСБ или кто-то еще вполне могли заинтересоваться чужаком, колесящим по Особому Калининградскому району, как обозначалась область на военных картах. Негласное проникновение в гостиничный номер и тайный обыск в машине можно скрепя сердце признать профилактическими мероприятиями местных спецслужб. Но пропажа некоторых вещей (шариковой ручки и использованного носового платка) — это уже серьезно. Гусев отлично понимал, что ручка с его «пальчиками» может оказаться рядом со свежим трупом, а платок случайно найдут в кармане у тяжко изнасилованной малолетки, которая и опознает дядю-злодея. Если надо испортить биографию или вывести из игры, идут и не на такие подставы.
Но тогда, получается, за ним не просто следят из бдительности, а бросили в активную разработку. Нравы в органах теперь не лучше уголовных, и эта игра в догонялки вполне может кончиться ликвидацией на месте или похищением с последующей ликвидацией. И концы в воду..
Он покосился на пруд. Легкий ветерок гонял мелкую зыбь, размывая отсветы фонарей.
«Ты стареешь, Гусь, и анализ у тебя получился стариковский. Нет, активно в разведке можно работать до сорока лет, дальше в силу возрастной психологии становишься специалистом по выживанию. Детальнее просчитываешь, как не погореть, а не как дело сделать. Ладно, не ворчи. Для геройских дел и вызвал в помощь молодого. Кто же знал, что меня обложат раньше, чем он куролесить начнет? — Гусев посмотрел в зеркальце. Ни машин, ни прохожих. Дождь разогнал всех. — И где наружку черти носят? Вроде бы не лохи... А впрочем, уже без разницы».
Святой закон конспирации запрещал идти на встречу, если не уверен, что абсолютно чист. Второй закон требовал вывести из-под удара партнеров, а потом уже уходить самому. Но до кафе, где его ждал человек, оставалось всего сто метров. И там же находилась ближайшая телефонная будка.
Гусев посмотрел на часы, потом в зеркало. Повернул ключ зажигания, заглушив мотор. Протянул руку к подголовнику соседнего кресла, нащупал кнопку под кожаной обшивкой, нажал. Тихо щелкнула пружина, и в ладонь легла холодная тяжесть пистолета. Его так и не смогли найти те, кто ночью обшарил машину. Разрешение на ношение оружия, запаянное в пластиковый конверт, он достал из узкой щели тайника. Защелкнул крышку.
Погладил вороненую сталь ствола. Оружие он любил, как мастер любит свой инструмент. Выщелкнул магазин, передернул затвор, сделал контрольный спуск. Помедлив немного, бросил взгляд в зеркало (на улице никаких изменений не произошло), заученными движениями произвел неполную разборку пистолета, убедился, что все части на месте и в исправном состоянии. Собрал оружие, присоединил магазин, передернул затвор, загнав патрон в патронник, и поставил пистолет на предохранитель. Он знал, что патрон в стволе — нарушение правил, но кто им следует, никогда не выстрелит первым.
Он сунул пистолет за ремень. На несколько мгновений закрыл глаза. Ждал, пока внутри не вызреет готовность выхватить ствол и выстрелить первым. Мышцы пресса сделались тугими, как перед выходом на ринг.
Гусев коротко выдохнул, толкнул дверь и выбрался из машины.
Под капотом «Нивы» надсадно завыл движок, а внизу раздались оглушительные хлопки, словно кто-то подбрасывал под днище петарды.
Водитель прошипел что-то нечленораздельное и повернул ключ в замке зажигания. Стало слышно, как барабанят по капоту капли дождя и дворники скребут по стеклу, размазывая крупную морось.
— Ну и что нам делать? — спросил сидевший рядом.
— Хреном груши околачивать! — взбеленился водитель. — Все, глушак прогорел. Я, твою мать, завгару давно говорил: ставь машину на прикол. Хрен там! Ну ладно я пашу, как ишак. Но машина... Даже ишака кормить надо. А нам бензина дают по сорок литров на месяц. Мне что, водой ее заправлять? Это каракатица жрет по пятнадцать литров на сотню километров! — Он стукнул кулаком по рулю.
— Ладно, не ори, — осадил его сосед. — Скажи, мы намертво встали или нет?
— Ха, поехать-то можем, — усмехнулся водитель. — Только незаметно не получится. Будем реветь, как ракета.
— Ясно. — Сосед повернулся и обратился к тому, кто усидел на заднем сиденье. - Кеша, какие мысли?
— Пусть начальство думает, ему за это деньги платят, — проворчал Кеша, с тоской посмотрев за окно, где набирал силу дождь.
— Не слышу энтузиазма в голосе, Иннокентий!
— Да пошел ты! — огрызнулся тот. — У меня туфли старые, а на новые бабок нет. Ноги промокнут, придется с ангиной на службу ходить. Хрен мне кто больничный даст!
— Хорош скулить,-осадил его тот, кто был старшим в группе. Он поднес ко рту микрофон и нажал тангету. Салон наполнился свистом радиоэфира. — База, ответьте «Седьмому». База, ответьте «Седьмому».
— На приеме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163