— А почему бы и нет? — после секундного размышления ответила она.
Корзун уже по-хозяйски, но не нагло, а уверенно взял ее под локоток. Из клуба вышли втроем. Официантки от зависти вытянули лица и проводили Аллу испепеляющими взглядами.
Когда-то Евгений Корзун был разведчиком. Он окончил журфак Ленинградского университета, но имея в активе год агентурной работы в студенческой среде, в газету работать не пошел, а прямиком отправился в Минскую высшую школу КГБ. Свою роль сыграли рекомендации куратора, характеристика комсомольской организации и наличие не судимых и благонадежных родственников.
Родня у Евгения наполовину состояла из шахтеров Новокузнецка, наполовину из потомственных рабочих питерского «Арсенала». В этой среде высшее образование испокон веку считалось возможностью «выйти в люди», а Евгений шагнул дальше всех, попав в стройно-безликие ряды номенклатурных мальчиков.
Он довольно быстро сообразил, что пролетарское происхождение, с одной стороны, большой плюс, с другой — равновеликий минус. В итоге получался ноль. Ровно столько шансов у него было на настоящую успешную карьеру. Прошли сталинские времена, когда наркомами становились в тридцать лет. По Кремлю шаркали полупарализованные руководители, на местах рулили пенсионного возраста начальники и места освобождать не спешили. Оставался проверенный способ сделать карьеру через брак, но дочки генералитета морщили носик, узнав о пролетарском происхождении Корзуна. К тому же по результатам неизвестных Евгению тестов его включили в группу будущих нелегалов, и с женитьбой пришлось повременить.
Правда, по результатам тех же тестов из группы его исключили незадолго до выпуска. За кордон пришлось ехать легально, как журналисту-международнику, предварительно женившись на девушке с хорошей анкетой. На супругу Евгений с тех пор смотрел как на неизбежное зло.
Из всего курса спецдисциплин, прослушанных в Высшей школе, Евгений уяснил, что главное в разведке, как и у во всяком криминальном ремесле, — не попадаться. Войти в анналы разведки, отсидев лет двадцать за шпионаж, в его планы не входило. Если особо не раздражать своей активностью контрразведку страны пребывания, а руководителя резидентуры не доводить безумными инициативами, то весь срок командировки проведешь без особых проблем. Вернешься домой с трофеями в виде импортного барахла, с новыми впечатлениями и непередаваемым обаянием выездного человека. За возможность в ы е з ж а т ь, за счастливый жребий служить родине за ее пределами Евгений был согласен терпеть все, включая жену.
Девяносто первый год поставил точку в карьере разведчика. Евгений Корзун сначала растерялся. В стране и в мозгах людей произошел форменный переворот, превратив черное в белое, высокое в низкое. Бывший секретарь обкома КПСС назначил себя гарантом демократии, диссидентов, спавших и видевших развал собственной страны, признали совестью нации, научные сотрудники решили стать министрами, а Ясенево самопровозгласило себя духовным центром государственности и патриотизма. Евгений, осознав, что в его услугах больше не нуждаются, одним из первых дезертировал с невидимого фронта.
Очень скоро умение заводить знакомства, манипулировать людьми и информацией, не делать резких телодвижений и не брать ответственность на себя дали положительный результат. У Корзуна появились все признаки успеха: четырехкомнатная квартира, трехэтажный коттедж, две машины, сын в английском колледже, жена в соболях и любовница в норковой шубке.
Белое здание-крепость в Ясеневе он сменил на офисную высотку на Октябрьской площади, о чем не жалел. Дела в банковской группе, в которой он теперь служил, крутились не мельче, чем в бывшем Первом главке, без натяжек их можно было назвать операциями в государственных и международных масштабах. А денег за те же обязанности платили несравнимо больше. Евгений, как все, принадлежавшие к номенклатуре советских времен, не мог отделить патриотизм отличного достатка. За идею работали другие. Те, кому бросали двадцатку премии к юбилею Октября, а в новое время месяцами не платили зарплату.
* * *
Евгений Корзун поковырял вилкой рыбу, поддел кусочек, принюхался.
— Это что? — спросил он.
— Форель, Женя,-ответил Дубанов.
— Местная? — с подозрением спросил Корзун.
— Испанская. Местная вся передохла, -хохотнул Дубанов. — У моря живем, а рыбы не видим. Всю, что ловят, сразу же продают за границу.
Корзун отодвинул тарелку. Осмотрел стол, уставленный рыбными яствами.
— Знаешь, Серега, нажрешься всяких миног и лангустов в китайских кабаках — и так захочешь простой картошечки с соленым огурчиком... Аж слюной захлебнешься. Проще надо жить, проще. — Он плеснул в рюмку водки.
— Какие проблемы, только скажи — ребята быстро сообразят,-с готовностью отозвался Дубанов.
Корзун промолчал, задумчиво покусывая веточку петрушки. Откровенное угодничество Дубанова ему льстило.
Оба сидели, как патриции, завернувшись в простыни. Но Корзун не без удовольствия отметил, что Дубанов весь состоит из тугих складок жира, дебел телом, как буфетчица в рабочей столовой. А он, Корзун, по-спортивному легок в кости и благородно сухощав. И главное, в Дубанове появился налет провинциальности, что не отпарить никакой баней.
Корзун не чокаясь выпил водку, поправил усы, еще влажные после парной. Прижался затылком к теплым доскам, источающим легкий запах эвкалипта, и блаженно закрыл глаза. За стеной русалкой плескалась в бассейне Алла. Девка ему понравилась. Глупая и длинноногая. Прошли времена, когда парткомы блюли нравственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163