— Дети, дети, осторожно! — прозвенел поверх стоявшего галдежа и крика показавшийся мне знакомым голос и, повернув голову, я увидел Ленку.
Она тоже меня узнала, и на какое-то время мы замерли посреди людской толчеи, осознавая смысл произошедшего. Однако, она быстро взяла себя в руки и возобновила руководство своим галдящим воинством:
— Так, внимание всех сюда! Всех, я говорю, слышите? Быстренько выстроились попарно! Нефедов, Лопусов — вас это касается в первую очередь… Не отвлекаясь по сторонам, спокойненько, подходим все к эскалатору и, держась за перила, становимся на ступени. Понятно? Идемте за мной, — и она повела выстроившихся в колонну ребятишек в сторону перехода на станцию «Чкаловская».
— Лена! — спохватился я, кидаясь следом. — Подожди!
Догнав её у поднимавшегося вверх эскалатора, я пристроился рядом и неловко замолчал.
— Ты везешь их на люблинскую линию? — наконец выдавил я из себя хоть какой-то вопрос.
— Да, на станцию «Братиславская», — кивнула она. — Я там работаю учителем в школе. А летом, когда в ней городской пионерлагерь — воспитателем. Вот сегодня возила свою группу в зоопарк.
— На «Баррикадную»?
— Ну да, на «Краснопресненскую». Мы ведь по кольцу ехали… Целый день там прогуляли, так здорово! Особенно мне одна парочка понравилась, в обезьяннике. Она все к нему ластится, бедная, все обнимает его, а он сидит, набычившись, и только жует, жует, жует… Со смеху помереть можно.
Мы опять замолчали и до самого верха эскалатора ехали молча.
— Ты на меня сильно сердишься? — спросил я, когда группа снова была построена наверху и затем, перейдя на другой эскалатор, поехала вниз на станцию «Чкаловская».
— Что с тебя возьмешь? — вздохнула она. — Ты, видно, не можешь, чтоб не перепутать. Сколько я говорила тебе, готова ждать? Полгода. А ты на сколько опять пропал? — и, потрясенно закрыв глаза, сама же себе ответила: — На семь лет! С ума сойти…
— На семь? — изумился я и сам, только теперь охватывая взором промелькнувшее время. — Действительно, аж не верится… Я искал тебя, ходил в ЖЭУ. Но никто ничего не говорит: куда переехали, по какому адресу? А тут ещё и мои старики квартиру разменяли…
— И где ты сейчас живешь?
— Возле метро «Фрунзенская». А ты?
— У «Братиславской». Там сейчас целый новый район выстроили. Марьино называется…
Я и не заметил, когда мы успели войти в вагон и усадить ребятишек, — восприятие действительности возвратилось только тогда, когда слух уловил прозвучавший в динамиках остаток фразы: «…Следующая станция — Люблино».
— Красивое название, правда? — повернула ко мне лицо Ленка.
— Как будто специально для поэтов, — согласился я и тут же проиллюстрировал сказанное пришедшими в голову строчками: — Если сердце влюблено, надо ехать — в Люблино.
— Ты начал писать стихи? — широко распахнула она глаза от удивления.
— Нет, к сожалению. Это у меня так, случайно вырвалось, — смутился я от жжения незаслуженной славы. — Хотя вообще-то, конечно, я тоже имею отношение к печатному слову, — и, вынув из внутреннего кармана куртки, я протянул ей свои новенькие малиновые корочки с вытесненной золотыми буквами надписью «ПРЕССА».
— «Молодежная правда», — прочитала она, раскрыв их. — И давно ты в этой газете?
— Первый день, — признался я.
— Так у тебя сегодня начало трудовой жизни?
— У меня сегодня вообще начало жизни, — сказал я…
Не помню, как мы довели тогда детей до школы и передали их там родителям. В памяти смутно засело, как шли потом мимо марьинских прудов и выгнутых мостиков к Ленкиному дому и как я покупал по дороге в каком-то магазинчике шампанское и конфеты, а она стояла рядом и ждала… Еще смутно помню, как переступив порог её квартиры, мы набросились друг на друга с объятиями, уронив куда-то на пол пакет с купленным вином, и, едва добредя в таком сплетенном положении до дивана, упали на него, впиваясь друг в друга неистовыми поцелуями и в нетерпении сбрасывая на пол свою и чужую одежду…
Эта ночь была одновременно и бесконечной, и мгновенной. Устав от накатывающих одна за другой волн любовной страсти, мы наконец вспомнили, что у нас есть чем подкрепить свои силы и, найдя на полу в коридоре выкатившуюся из пакета бутылку вина, устроили на кухне запоздалый ужин. Я на удивление аккуратно (и вместе с тем, не лишив шампанское его торжественного выстрела) откупорил бутылку, Ленка приготовила какие-то необычайно вкусные бутерброды (хотя сейчас я, хоть убей, даже не припомню, с чем именно они были), и мы точно так же, как только что друг на друга, набросились на еду. Однако, стоило нам насытиться, как наши руки опять случайно соприкоснулись между собой, и это высекло разряд такой энергетической силы, что нас буквально швырнуло в объятия друг друга и, не заметив, как, мы опять очутились в постели.
И если мне не изменяет память, так было несколько раз за ночь…
На следующий день, 12 августа, была суббота, дел у меня не было, и возвращаться к себе в одинокую квартиру на 3-й Фрунзенской улице мне не захотелось, поэтому я остался у Ленки. Помогал ей готовить обед (а точнее — только мешал своими поцелуями), листал какие-то книжки, потом она повела меня показывать свой район… Вечером я вспомнил про предсказанный старцем Николаем взрыв на ядерном объекте в море и включил телевизор. Все было спокойно, нигде ничего не взорвалось, а потому я спокойно обнял сидящую рядом на диване Ленку и зашептал ей на ухо какие-то глупости… Так началась моя вторая ночь в её квартире.
Остался я у Ленки и на следующий день, благо, это было воскресенье, а уехал от неё только утром наступившего затем понедельника — причем поехал уже не к себе домой, а сразу прямиком в редакцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91