Держать ориентир на шум винтов корабля сопровождения…
Мы опять выходили на океанский простор, выслеживая убегающую от нас субмарину, как лев выслеживает ускользающую от него в бескрайней прерии добычу. Оставив в Англии так, по-видимому, и не восстановившую свою форму «Мемфис» и один из кораблей сопровождения, «Толедо» вышла из Холи-Лоха и продолжила путь к американскому берегу.
Сейчас над нашей головой было шестьдесят пять метров воды, но впереди, как я понимал, нас ожидали и более глубокие погружения. Лодка рассчитана на глубину до восьмисот метров, каково-то оно там, в эдакой бездне? От одной мысли об опускании на такую глубину мне становилось не по себе. Тем более, что, по словам нашего лодочного замполита Огурцова, «выйти в море и погрузиться может любой дурак, а вот всплыть и возвратиться — только настоящий подводник».
Моряцкие шутки вообще не переставали поражать меня своей жесткой неэстетичностью. Ну, например, такие. Вопрос: «Когда военный моряк бывает человеком?» — Ответ: «Когда он падает в воду и подается команда: „Человек за бортом!“ Или: „Какая пробоина для корабля самая опасная?“ — „Самая опасная пробоина на корабле — это дыра в голове командира“, и тому подобные. Хотя я, конечно, и понимал, что этот их слегка „черноватый“ юмор обусловливался не благоприобретенными садистскими наклонностями моряков-подводников, но самими условиями их службы. Как сказал когда-то герой-подводник Магомет Гаджиев: „На подводной лодке или все побеждают, или все погибают“, — так что стоит ли удивляться, что юмор этих людей постоянно вертится вокруг темы возможной гибели? Шутки подводников рождаются вовсе не для хохмы — это их тайные формулы выживания, облаченные ради лучшего запоминания в одежды смеха. „Удвоим тройную бдительность“. „За пять минут до катастрофы — разбудить“. „Если лейтенант всё знает, но ещё ничего не умеет, то старики всё умеют, но уже ничего не знают“. Или же абсолютно конкретное: „Да, ты очень хороший парень! Но на корабле — нет такой должности…“
Совершенно другой характер носило флотское остроумие в советские времена. Тогда проблема физического выживания моряков в различных авариях едва ли не перекрывалась проблемой выживания нравственного, требующего ежедневного противостояния самодурству флотского начальства и выработке адского терпения по отношению к дурости воинского устава и требованиям повседневной службы. Отсюда в юморе этого времени так много негатива.
Вот некоторые из образчиков моряцкого шуточного фольклора того периода разных жанров (по записям ленинградского писателя Александра Покровского).
Философский:
«На флоте ЛЮБОЕ НАЧИНАНИЕ всегда делится на четыре стадии:
первая — ЗАПУГИВАНИЕ;
вторая — ЗАПУТЫВАНИЕ;
третья — НАКАЗАНИЕ НЕВИНОВНЫХ;
четвертая — НАГРАЖДЕНИЕ НЕУЧАСТВУЮЩИХ».
Бытовой:
«Старший офицер кричит молодому лейтенанту:
— Кто это тут ходит с такой умной рожей! А ну подойди сюда, я тебе верну человеческий облик!..»
Филологический:
«— Что вы мечетесь, как раненный в жопу рак! Вы мичман или где?..»
Мировоззренческий:
«— Слушай, что стряслось во Вселенной? Умер кто-нибудь из высшего командования или съели твой завтрак?»
Медицинский:
«На флоте нет больных, а есть только живые и мертвые.»
Поведенческий:
«Все пропьем, но флот не опозорим!» — и так далее.
Или вот помню, как уже здесь, на лодке, во время того нашего новогоднего праздника, наш лодочный кок Валентин Иванович припомнил такой эпизод:
«…Я тогда ещё молодым был, — рассказывал он, — только недавно на лодку поступил. Вышел как-то на берег, иду, и вдруг слышу за своей спиной страшный крик:
— Почему зад зашит?
Обернулся и увидел нашего коменданта. Смотрит на меня, аж побагровел весь.
— Почему у вас зад зашит, я спрашиваю?! Зад почему зашит?!.
Оказывается, это он — про шинель мою! Шинель у меня была ещё новая, всего пару дней как получена, так что я ещё и складку на спине не распорол. А он это заметил.
— Разорвите себе зад, или я вам его сейчас сам разорву!!!
Что на это можно ответить?
— Есть, — говорю, — разорвать себе зад! — и приложил руку к бескозырке…»
Я вспомнил, как мы тогда хохотали в кают-компании, как было всем хорошо и весело, и я даже почувствовал тогда себя на время не случайным узником лодки, а членом её большой подводной семьи. Помнится, я даже сам тогда какой-то анекдот рассказал… А! Про Несси. Как приехал турист в Шотландию, на знаменитое озеро Лох-Несс, и интересуется у сторожа: а когда, мол, у вас тут обычно чудовище появляется? А тот ему в ответ: да, как правило, после пятого стакана…
Хорошо мы тогда посидели, хоть и без водки, дружно. Мне даже с друзьями в городе никогда так уютно не было. Даже у Димки Кузнецова в Калуге. Правда, кто-то, как всегда, заскулил, что не хватает девчонок (отчасти я сам в этом виноват, так как настроил их на это тем своим стишком), но где их взять посреди океана? Разве что, как припомнил кто-то, пойти по стопам некоего пирата по имени Бен Бел, который орудует в Южно-Китайском море, грабя туристические и торговые суда и забирая себе наряду с драгоценностями и товаром самых красивых женщин. По слухам, его пиратский гарем на сегодняшний день насчитывает уже около 600 красавиц самых разных национальностей.
Кто-то ещё по этому поводу сказал тогда, что…
— Все стоят к погружению! — снова прервала течение моих мыслей очередная команда по громкоговорящей связи. — Принять главный балласт! Боцман, погружаться на глубину 200 метров с дифферентом на нос три градуса. Курс — по пеленгу шума винтов корабля сопровождения!
Как я узнал, зайдя чуть позже к Алексею в акустическую рубку, в течение нескольких дней мы шли над обширной горной цепью Средне-Атлантического хребта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91