Осколок попал ему в затылок… Ни прощальных слов, ни предсмертных стонов. Стыкин умер быстро и молча… Вадиму тоже досталось. Гранатный осколок впился в правую руку повыше локтя. И в ушах такой звон, что душу наизнанку выворачивает.
Боевики с ревом вскочили с земли и ринулись в атаку. Наверное, решили, что больше некому дать им отпор. Но Вадим нашел в себе силы продолжить бой. Короткая очередь, и хватается за живот один бандит. Еще одна очередь, и пуля впивается в грудь… Вадиму…
Ударом его сбросило на дно ямы… Больно, жуть как больно — как будто горящая смоляная бочка внутри взорвалась. Перед глазами все закачалось, поплыло… Но голова все же работает, руки не заклинило… Вадим понимал, что жить ему осталось всего несколько секунд. И не от раны он умрет. Сейчас появятся боевики и расстреляют его в упор. А вместе с ним и его раненых товарищей — вернее, тех из них, кто выжил после разрыва гранаты…
Граната… Вадим вспомнил про гранаты. Две наступательные «РГД-5»… Он швырнул за бруствер одну, вторую. Два взрыва один за другим. Но вряд ли гранаты накрыли цель. Ведь Вадим бросал их вслепую. Он даже не знал, как близок противник…
Он снова взялся за автомат. И даже успел выстрелить. Прыгнувший на него боевик в полете нарвался на пулю. Но и сам успел выстрелить. Пуля попала Вадиму в живот… И тут же появился еще один бандит. Этот не стал стрелять. Этот набросился на Вадима с кинжалом. Сытый, здоровый. И злой как собака. А у Вадима нет никаких сил, чтобы справиться с ним. Удивительно, что он вообще в сознании…
Вадим попытался навести на противника автомат, но чеченец с ходу двинул по нему ногой — отбросил далеко в сторону. Одной рукой схватил Вадима за горло, второй — с кинжалом — замахнулся. Еще секунда и все…
Вадим и сам не понял, каким чудом он умудрился перехватить руку с кинжалом. Но понял, что удержать свою смерть не сумеет.
— Ах ты шакал! — прошипел чеченец, с силой сжимая его горло. — Сичас, собака!..
Он знал, что легко сломит сопротивление. Еще одно небольшое усилие, и острый клинок погрузится в живую и уже окровавленную плоть.
Выстрел прозвучал неожиданно. Со стороны, где лежали раненые. Все тяжелые, они не могли принять участия в сражении. Но кто-то из них все-таки сумел поднять автомат…
2
Вадим смутно помнил, как его забрасывали в «вертушку», как грохотали винты, когда он летел в утробе «двадцать четвертого». Разгрузка, полевой госпиталь… Все в горячечном бреду… Одна операция, вторая. Снова погрузка и отправка. Окружной госпиталь. Снова операция… Ему починили руку, залатали легкое, вырезали чуть ли не половину желудка. В конечном итоге привели в чувство. Больно, тошно, тяжело. Но жить можно. И он жил…
Артур Стыкин погиб. А ведь дембель был так близок… И Тигран Савотян тоже пал смертью храбрых. Это он нашел в себе силы выстрелить в чеченца. С ранением в голову пришел в себя, разобрался в ситуации… Он умер на операционном столе в полевом госпитале. И вряд ли это была врачебная ошибка. Во всем виновата война… И Афоня погиб, Женька… Сколько солдат погибло. И сколько еще погибнет. А Вадим будет жить. Потому что война для него закончилась…
Первое время он жил на обезболивающих. Но постепенно боль улеглась сама по себе. Жизненные силы потащили ослабевший организм по пути выздоровления. И госпитальная палата, которая поначалу ассоциировалась у него с преисподней, мало-помалу стала обретать краски жизни…
Когда боль и сопутствующая ей хмарь отступили, ему даже стало нравиться в госпитале. За окнами холодная промозглая зима, а в палате тепло, сухо. И даже комфортно. Телевизор, видео от каких-то безвестных благотворителей. Кормят неплохо и по распорядку. Никаких выстрелов, никаких взрывов… Вадим считал себя мирным человеком. Его не тянуло на войну. И мстить ни за кого не хотелось. Может быть, потому что он уже отомстил… И героем он себя не считал. Хотя и был представлен к ордену… Он не хотел воевать. И романтика боевых армейских будней нисколько его не прельщала. Хватит с него. В строй он больше не вернется. Хочет он того или нет, но по выздоровлении его комиссуют… И тогда он с легкой душой отправится домой. К Анжеле и к своей дочери…
Вадим давно уже собирался написать письмо девушке. Да все откладывал. Но ничего, сегодня он исправит свою ошибку. Он расскажет Анжеле, как сильно ее любит, как ждет встречи с ней. Пусть она разводится со своим мужем, пусть делает выбор, о котором она никогда не пожалеет…
Вадим сел на койку, заглянул в тумбочку. Нет конвертов. И никогда не было… Никому он не писал с тех пор, как попал в госпиталь. Это Колька Пашков строчит по десять писем в день. А Вадим хоть бы строчку кому черкнул.
Вадим обратил взгляд к соседу.
— Коль, а Коль! Конвертиком не подогреешь?
— Проснулся, — усмехнулся тот.
— Да я давно уже не сплю.
— Я в том смысле, что хватился… Давно пора матери написать…
— Так это, я ж не левша, — усмехнулся Вадим. — А в правой руке у меня осколок был…
— Когда это было… Оп-ля! А конвертов нет!.. Сейчас схожу!
Конверты продавались в ларьке «Роспечати». Нужно было спуститься с третьего на первый этаж, в вестибюль. Даже на улицу выходить не надо.
— Не надо, я сам. Пройтись хочу…
Ему вообще нужно было много ходить, чтобы кровь не застаивалась. И врач так говорил, и сам он чувствовал в том потребность. Только что-то не очень тянуло его на лечебно-физкультурные подвиги. Еще не надоело ему валяться на койке — смотреть телевизор или читать книжки. Никаких тебе принудительных подъемов, изнурительных марш-бросков, опасных боевых выходов… Красота. Но он уже чувствовал, что эта красота ему скоро надоест до чертиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99