Здесь его воины столкнулись с силами, понять которые не могли. В свое время Конан давал Бэлит клятву с терпением относиться к человеческим слабостям.
Киммериец не мог приказывать: одно дело решить что-то для себя, а другое — принимать решение за тех, кто следует за тобой, решение, от которого, возможно, зависит жизнь и которое каждый должен принять сам.
— Если бы магия пещеры была нам враждебна, она давно поразила бы нас. Нет, магия пещеры будет враждебна к духам умерших пиктов. Но если кто-нибудь хочет произнести над ними свои бамульские заклинания, пусть идет со мной. Тогда эти мертвые ребята получат такую головную боль, что у нас больше не будет с ними проблем.
Бовену вышел первый, даже прежде Говинду. Конан менее всего предполагал увидеть его среди добровольцев. Впрочем, тем лучше. Кубванде и Говинду не будут спускать друг с друга глаз, а Бовену совершенно очевидно не представляет для киммерийца никакой опасности. Конан и Бовену каждый взвалили себе на плечи по трупу и пошли в глубь пещеры.
Некоторое время, примерно шагов пятьдесят, коридор шел горизонтально. Затем дорога пошла под уклон, все более расширяясь. Киммерийцу показалось, что он видит полустертые, изъеденные временем лики каких-то змееподобных существ на стене. Они были похожи на украшения храмов Сэта в Стигии, хотя и не в точности такие же. А может быть, это были естественные натеки. Возможно, ему они вообще пригрезились. Что ни говори, слишком много магий и слишком мало света. Тут любому начнет мерещиться все что угодно.
Наконец они с Бовену оказались в таком месте, где туннель расширялся, а потолок поднимался, образуя своды. Камень стен пещеры в свете голубого колдовского сияния был серовато-пурпурным. Его поверхность казалась слишком гладкой, чтобы быть естественной, и на стенах теперь совершенно отсутствовали какие-либо барельефы. Повсюду толстым слоем лежала пыль, за исключением круга в середине помещения, диаметром в длину копья. Создавалось впечатление, что круг вытерли лишь несколько секунд назад.
В середине возвышалась статуя. Высотой в человеческий рост, но куда более широкая в плечах. Даже гигант-киммериец выглядел мальчишкой рядом с ней. Статуя была совершенно чистой. Конану лишь показалось, что камень покрыт чем-то напоминающим чешую.
Да и глаза статуи странным образом напомнили киммерийцу рептилию. Страшные воспоминания холодом пронзили Конана. Неужели это один из легендарных валузийских человеко-змей? Они были такими древними, что воевали еще с атлантами, и исчезли еще до того, как поднялась в своем черном величии давным-давно исчезнувшая в тумане времен Ахеронская империя. Но кое-что из магии человеко-змей дошло до нынешних времен. Говорят, что именно эта магия лежит в основе культа Сэта. великой змеи.
Конан подошел поближе, стараясь не наступать на круг. Должно быть, здесь действовало волшебство, образующее его, и Конан не хотел испытывать судьбу. Киммериец обошел статую, усилием воли подавляя леденящие сомнения. Ему хотелось, чтобы Бовену собрал свою волю, чтобы он не трясся и, упаси боже, не упал в обморок от ужаса. Древнее колдовство пахло страхом, подобно хищникам. По крайней мере, в течение своей жизни киммериец не однажды убеждался в этом.
Был ли это человеко-змей из Валузии? И чешуя и глаза — все говорило за то, что Конан не ошибся. Но были и свидетельства обратного. Статуя напоминала старого наемника, уставшего от долгой неблагодарной службы под командованием тех, чьи кулаки были скоры на расправу. Однако человек, служивший скульптору моделью, был из тех, кто верил своему командиру и всегда был готов следовать за ним. Если это человеко-змей — валузиец, то у парня, по всему видно, гордости и достоинства хоть отбавляй. Хотя это и сам скульптор мог постараться! (Однажды в Аргосе Конан заказал себе портрет. Когда он увидел, что сотворил художник, он вышвырнул рисунок в окно, а следом полетел и сам художник.) Более всего Конана беспокоило не то, что являла собой статуя. Его беспокоило само ее существование. Неужели Скира оказалась столь коварной, что воспользовалась, разговорами на расстоянии только для того, чтобы отправить его и его отряд в пещеру, где находился этот каменный истукан, которого ее отец собирался оживить? Оживить и сделать непобедимым воином пиктов. Оживить ценою жизни Конана и его отряда.
При этой мысли пещера показалась Конану даже холоднее, чем ночь снаружи, а колдовской свет — еще более зловещим. Конан поборол в себе желание вступить в круг и сбросить статую с постамента. Если бы та разбилась, вряд ли всей магии Лизениуса хватило бы, чтобы оживить…
Конан прыгнул в круг и изо всей силы долбанул статую. С таким же успехом киммериец мог бы бросаться на стены пещеры. Три раза Конан накидывался на статую, и три раза статуя встречала его удар, даже не дрогнув. Единственное, чего добился киммериец — посадил себе новые царапины и синяки.
— Конан! — сказал наконец Бовену. — Долго ты еще собираешься испытывать терпение богов?
— До тех пор, пока им это все не осточертеет и они не поразят меня гневом. Либо не помогут мне обрушить эту проклятую статую, — проворчал киммериец. Однако больше наседать на каменного истукана он не стал.
Он находился внутри круга, но не заметил там ничего подозрительного. Однако в воздухе явно чувствовалась сила — сила великая и древняя. А если она, как надеялся варвар, и ослабела за бесконечную вереницу лет, то все еще была смертоносной.
Конан угрюмо глянул на статую. И тут ему почудилось… Проклятье! Следы, оставленные на камне пыльными подошвами киммерийца вдруг вспыхнули мертвенным пламенем и в мгновение ока исчезли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90